– А ещё я знаю, где Марта могла спрятаться… – и его ручонка указала в сторону, противоположную той, где только что скрылась моя тройка.
Не знаю почему, но я вдруг подумал, что у меня вот-вот не останется людей. Селезень, наверное, так и валяется, поджидая санитаров, трое отправились за детьми, Микки и Фатих держали найденных первыми ребятишек и, следовательно, были небоеспособны. «Манлихер» хорошая и мощная машинка, пробивная, но палить из неё с одной руки способны только истинные профи. К каковым ни мой финн, ни я сам, само собой, не принадлежали.
Только четверо способных по-настоящему вести бой. И все – расслабившиеся как-то, словно ушибленные открывшимся страхом, трупами и, самое главное, неизвестностью. Конечно, тут присутствовал господин штабс-вахмистр, который один в бою заменил бы всё моё отделение, но…
– Собрались, ребята, – словно мальчишкам-скаутам сказал я. – Никуда пока не двигаемся, пока не вернутся остальные.
Остальные…
В следующий миг разом произошло слишком много событий. Описывать их придётся последовательно, темп неизбежно потеряется. Но всё-таки.
Ожил переговорник. И я услыхал истошный вопль обычно сдержанного Сурендры:
– Засада!.. Заса…
Треск выстрелов. Вопль, приглушённый электроникой.
Захрипел Микки, словно его душили.
Фатих не то взвизгнул, не то закричал.
Оба они стояли ко мне спиной, я не видел их лиц, но что я разглядел – коричневое щупальце, внезапно и стремительно захлестнувшее шею финна.
И из окон окружавших нас домов полетели стрелы. Много и метко.
Назариан опрокинулся навзничь: бедняга не успел бросить на лицо бронепластиковое забрало, и стрела вонзилась ему аккурат под скулу. Кеос оказался порасторопнее – плюхнулся в канаву, и его винтовка плеснула огнём.
Клаус-Мария Пферц… не подкачал. Он-то как раз был профессионалом. И не зря, как выяснилось, носил за спиной второй ствол, короткий «alder». И сейчас с двух рук, не пригибаясь, бил по окнам, так, что только летели щепки крошимых в капусту подоконников. Вот перекувырнулся и грянулся вниз лемур, вместо головы – кровавое месиво, но руки-лапы так и не выпустили из рук стрелы…
А я, мало что не оцепенев от ужаса, смотрел на Микки. Вернее, на мальчика, только что мирно сидевшего на руках у десантника.
Вместо рук у мальчишки были коричневые, покрытые слизью щупальца, стремительно стягивавшиеся на горле финна. Микки уже хрипел.
Я выстрелил. Не рассуждая, что это я такое вижу перед собой, не сошёл ли я с ума и не есть ли это всё хитроумная лемурья провокация, с помощью, скажем, неведомых галлюциногенов.
Пуля «манлихера», тяжёлая, снабжённая дополнительным сердечником и надпиленной оболочкой, прошла через голову «Петера». Точнее, прошёл сердечник, расколовшаяся оболочка осталась внутри.
Голова лопнула, словно перезрелый арбуз. По аккуратным плитам тротуара (да, да, в деревне с прославленной немецкой аккуратностью были положены тротуары) брызнула какая-то чёрная жижа.
Второй