— Зачем ты шутишь?! Ты что? Так не умирают. Ты разве не видишь? Он просто танцует, правда!
— Да? Ну, наверное, ты прав.
— Конечно, конечно!
Портос, валявшийся на ковре в позе безнадежной мертвой собаки, ни с того ни с сего решительно встряхнул ушами и собранно направился в прихожую: своих он чуял, когда те еще только брались за ручку подъездной двери.
А вот и дверь лифта громыхнула…
— Привет!
Первые взгляды и касания — это просто робкие попытки убедиться: ты — та ли? Правда?.. А ты — тот?..
Однако тает мгновенная рябь неузнавания, и теперь уже шум, гам, тарарам, собака лает, ребенок вопит! — в поднявшемся гвалте никто, должно быть, и не услышал робкого аккорда нежности, прозвеневшего под невысоким потолком прихожей.
— Портос, фу! Леша, не висни, пожалуйста, я едва на ногах стою! Гера, осторожно, там яйца!.. Не толкитесь тут, через двадцать минут ужинать!..
Но, конечно, в первый момент продолжения жизни стеснились в шестиметровой кухне — Бронников подпер косяк, глядя на Киру с улыбкой, в которой сквозила тень изумления — все-таки та!.. все-таки продолжается! — Лёшик приник, прижался, уткнувшись лицом, Кира ерошила ему волосы, а смотрела на Геру, Портос же забрался под стол, где, как он давно знал, располагалась узловая точка равноприближенности любви.
Глава 1
Лифтер
Бронников сидел на своем рабочем месте под лестницей.
Судя по надрывности телефонных звонков, домогалась его гражданка Крылатова из сорок второй.
В среде дежурных к ней приклеилось нелепое прозвание «мадам». Старуха вечно требовала ответов на вопросы, которые никоим образом не могли входить в компетенцию лифтера.
— Алло, консьерж? — не раз слышал Бронников ее пронзительный голос. — Скажите, консьерж, но почему же лифт опять так громыхает?! Это невыносимо, консьерж!..
Дождался шестого звонка. Не умолкает. Седьмой.
— Алло!
Крылатова всегда начинала говорить сразу как снимали трубку, если не раньше; а сейчас он успел ощутить гулкую тишину пространства.
— Герман Алексеевич? — спросил невидимый собеседник.
Голос был приятный — глубокий, звучный. Услышать раньше, так решил бы, что это из какой-нибудь комиссии Союза… или из Литфонда, что ли… по некоему важному, но необременительному делу… какие случались прежде.
— Да, да, — бормотнул Бронников, встряхиваясь. — Я слушаю.
Знакомый голос… точно — знакомый!
— Герман Алексеевич, — повторил собеседник с легкой усмешкой. — Это…
И не успел он еще произнести свистящее начало своего поименования, как Бронников похолодел: Семен Семеныч!
— Это Семен Семеныч беспокоит…
Сделал паузу, дожидаясь подтверждения, что его признали.
— Вспомнили?
Почему на вахту звонит? То есть все, что ли, известно?! Даже за графиком дежурств следят?