Пустая трасса, никого. На автозаправке – длиннющая белая фура Черкизовского мясокомбината, пустая, насквозь видная «Газель» маршрутного такси, спортивный «Мерседес» какого-то мальчонки – богатый русский папа подарил… ничего подозрительного. Тяжелый черный джип «Инфинити»… такой бы самому взять покататься… сто штук, три сотни под капотом… прополз по противоположной стороне к заправке.
Земляк подкатил минута в минуту; не вылезая из машины, Бес кивнул Аслану перекинуть груз… а это что еще такое?.. Из джипа выскочил мужик, тяжелый, плотно сбитый, коренастый, и побежал через дорогу к ним, так, как бегут спросить насос или домкрат… да мало ли чего?.. куда ты прешь, ишак? Но русский был один, обыкновенный коротко стриженный крепыш, каких на каждом рынке тьма. Руки держал в карманах рыжей кожаной куртенки.
– Что потерял, родной? – спросил Бес радушно с водительского.
– Пару-тройку кило чистяка, Сулейман, – ответил тот с окаменелой усмешкой, вдруг оказавшись страшным, как последний царь земли. Вплотную подступил, в упор вынимая из Беса всю волю, все, кроме жестокого ужаса твари, придавленной коленом у костра… – рука у Беса дернулась к стволу, Муса-племянник лязгнул за спиной затвором «калаша», – тяжелый, коренастый глазами показал со скучной неумолимостью: не дергайся, не надо. И сразу за спиной у Беса чпокнуло и, расколовшись, разлетевшись, вспыхнуло в салоне малиновое солнце; карманы кожанки у коренастого взорвались – свинец затюкал в левый борт, дырявя джип; стекло задней двери, заиндевев, ослепнув, провалилось, племянник-автоматчик пал на сиденье с пробитой головой, джип скособочился, припав на продырявленные шины, и только после вынул руки тяжелый со стволами из карманов, повел «макаровым»: ты, на заклание, выходи.
Бес не своей силой вывалился из машины и сразу пал перед стрелявшим на лицо, бессмысленно прикрыв мучительно непрочный, картонным ставший будто бы затылок налитыми рабской дрожью руками.
4
Подняли, потащили волоком в молчании, тянули недолго, взвалили, впихнули в железное, пропахшее бензином нутро микроавтобуса, уткнули мордой в вонючую ребристую резину, ногами придавили в спину и погнали. Неважно, как их выпасли, кто сдал, и будущее тоже неинтересным было в силу своей неумолимой однозначности, там, в будущем – мертвая стынь душегубки, железный снег колючей проволоки, застящей простор… Микроавтобус встряхивало здорово на поворотах и ухабах, безвольные тела их дергались и перекатывались коротко, друг в дружку утыкаясь; Амоев видел близко безнадежный, налитый кровью карий глаз Михо – горячее дрожащее нутро, незнание, отпустят ли еще пожить.
Машина резко тормознула, дверь лязгнула, раздался белый свет, по одному их стали выволакивать наружу;