Кати поступила в английскую спецшколу. Сама. Без взяток, протекции и валюты. По уму.
И ее взяли. Прописана была в соседнем доме, собеседование прошла, по-английски изъяснялась – причин для отказов найти не удалось. С этого и началось ее сумбурное и несуразное отрочество. Слезы, отчаяние, обида… Снова сарай с его рубероидом, мечты о деньгах, красивой одежде, пахнущей Западом… Снова слезы, страх… И знание, что однажды она отомстит целому миру в лице безвольных и малодушных папиных дочек. Отомстит за то, чего у нее никогда не было и что, как ей чудилось, у нее беспричинно отняли. Она избрала целью своей жизни – забрать положенное Богом счастье. Возможно, даже украсть.
Годы летели подобно кадрам киноленты, с жужжанием, вспышками и черными провалами, никто и не заметил, как Кати вдруг стукнуло восемнадцать…
Мечты ДД: приземленные
2003
На Вишняковском шоссе, ответвлении М7, на карте напоминающей вену, часто бывало мрачно и безлюдно. Это мрачное безлюдство началось за много веков до появления на свет Кати – долгие годы каторжане, гремя кандалами, брели по Владимирскому тракту в далекое далеко, много тут было пролито горьких слез.
Всю свою жизнь Кати мечтала выбраться с М7. Как Левитан. Он тоже провел свои самые сложные годы по соседству. Ходила молва, что его видели, голодного, жалкого, сидящего на краю платформы «Никольское», свесившего босые ноги и жадно глазеющего, как девушки в кружевных митенках обсуждали «Парижские моды для русских читателей». Они прохаживались по платформе в прогулочных платьях, отделанных рюшем и шелковыми бейками, обмахивались веерами с изображением ирисов и маков. Молодые люди с тросточками, в наутюженных чесучовых костюмах и лаковых ботинках раскланивались с соседями по дачам – вся Салтыковка приходила встречать приезжающих последним девятичасовым поездом гостей. Везли торты, новости и чтиво.
Левитан разглядывал довольных везунчиков и мечтал быть не беднее их, равным им или даже превзойти их всех вовсе. За горькими мечтами он забывал съесть свой кусок хлеба и нелепо натягивал тонкими пальцами рукава рубахи, больше похожие на лохмотья, чтобы прикрыть тощие запястья. Потом, написав свою великую «Владимирку», ушел на запад. В Москву. Прошел через унижения, стыд и дорогу каторжан.
Спустя век в местах, прилегающих к М7, по улицам и закоулкам бродили те же мысли – да, в жизни, при всем апофеозе внешних изменений, остаются «вечные» ценности, и все хотят одного и того же – достатка, счастья и временами любви. Боятся быть бедными или нелюбимыми, стыдятся заплаток на одеждах и берегут сервизы из мейсоновского