Никто из старожилов Ролсби, как я ни теребила их своими надоедливыми расспросами, так и не смог вспомнить ни одного случая, когда крылатый эльф хотя бы раз появился в окрестностях Блентайра за последние пятьдесят лет. Кое-кто из старейшин упоминал, что где-то севернее, за Белыми горами, они, возможно, еще живут… Но звучало это не как правда, а как сказка, специально выдуманная для охваченного навязчивой идеей ребенка, поэтому скоро я отступилась и перестала докапываться до истины. Своевременно поняла, что делаю это во вред себе, ведь на меня уже поглядывают искоса и с подозрением перешептываются за спиной. За моей горбатой спиной… Ибо все-таки не зря я испортила рубашку, пришивая к ней небольшой мешочек, способный вместить мой горб. Все в округе относились ко мне снисходительно и чуть брезгливо, прощая странное поведение, потому что считали убогой уродкой, несчастной калекой, стесняющейся своей искривленной спины. Но они оказались неправы, ибо на самом деле это был вовсе не горб!
Я выпрямилась во весь рост и огляделась так бдительно, как будто в этот полуночный час кто-то мог увидеть мою щуплую фигурку, стоящую на скользкой крыше колокольни, и тихонько развязала тесемку плаща. Длинная рубашка, подобная тем, которые носили остальные приютские воспитанники, доходила мне почти до щиколоток, башмаки давно сносились от постоянных походов в деревню и обратно, а штанины грубых полотняных штанов смотрелись ровно в три раза шире моих худых ног. Я пошевелила плечами и потянулась, прогоняя все мрачные мысли этой ночи. Ничуть не тяготясь своим необычным грузом, с затаенным удовольствием ощутила то, что носила за спиной…
Между моими лопатками, вырастая прямо из позвоночника, притаился небольшой компактный комочек плоти, состоящий отнюдь не из хрящей или мозолей. По своему желанию я умела трансформировать этот комок, превращая его в свободно распахнутые… крылья! Впрочем, я всегда чувствовала свои крылья, даже не расправляя их. Мудрые монахи рассказывали, будто крылья Полуночных эльфов имели черную окраску, но я знала – мои не такие. Темными у моих крыльев оказались лишь тонкие косточки остова, а оттенок натянутых между ними перепонок, то есть собственно крыльев, менялся в зависимости от времени суток, когда сквозь них просвечивал Сол. Крылья выглядели то серыми, то перламутровыми, то лазоревыми… Вот только, увы, летать я не умела.
Мне стало интересно, в какой же цвет окрасит их Уна. Я стянула через голову свою неумело перешитую рубашку, подумав, что сейчас моя нескромность в полной мере соответствует понятиям порхающих, не обремененных излишней скованностью. Одна, полуобнаженная, на крыше здания, без всякого стыда разглядывающая себя – эта картина мне не понравилась. Я очень медленно осторожно расправила свои тонкие, как у летучей