Могучий поршень движет рычагами,
И воду винт, как острый меч, сечет;
Хранит от крена парус при волненье,
А рулевой хранит от столкновений.
Фарватер верный мы себе избрали;
Снискав себе доверье и почет,
Наш капитан пытливо смотрит в дали.
Чего ж еще, чтоб плыть нам без забот?
И все же в океане, далеко,
На полпути меж родиной и целью
Рейс, кажется, идет не так легко.
Исчезла храбрость, настает похмелье.
И бродят экипаж и пассажиры
С унылым взором, заплывая жиром.
Полны сомнений, дум, душевной смуты
И в кубрике, и в дорогих каютах.
Вы о причине задали вопрос!
Но ощутили ль вы, что близко что-то,
Что целый век, свершив свою работу,
С собою все спокойствие унес?
Какая тут причина – неизвестно,
Но все, что знаю, расскажу вам честно.
На палубе однажды ночью душной
Я был один под звездной тишиною.
Улегся ветер от ночного зноя,
И воздух был ласкающе-послушный.
Все пассажиры спать легли в истоме,
Мерцали снизу лампы, сонно тлея,
Шла из кают жара все тяжелее,
Держа усталых в тихой полудреме.
Но в их дремоте не было покоя, —
Я это видел сквозь иллюминатор:
Лежал министр оскалясь, – он состроить
Хотел улыбку, но без результата;
Профессор рядом спал, объятый мукой,
Как бы в разладе со своей наукой;
Вот богослов весь простыней накрылся,
Другой в подушки с головой зарылся;
Вот мастера в поэзии, в искусстве, —
Их сны полны и страха, и предчувствий.
А над дремотным царством беспощадно
Легла жара, удушливо и чадно.
Я взор отвел от этой сонной жути,
Взглянул вперед, где ночь была свежей;
Я глянул на восток, где уж бледней
Светились звезды в предрассветной мути.
Тут словно донеслось в неясном шуме
Наверх, где я у мачты сел в раздумье, —
Как будто кто-то громко произнес
Среди кошмаров и смятенных грез:
«Боюсь, мы труп везем с собою в трюме!»
Что значит жить? В борьбе с судьбою,
с страстями темными сгорать.
Творить? То значит над собою
нелицемерный суд держать.
Звезды в туманности[7]
Когда я плыл в тот край, где навсегда
Мечтал остановить свой бег кометный, —
В созвездье Андромеды незаметно
Новорожденная зажглась звезда.
И старый шар земной был потрясен,
Когда ему наука возвестила,
Что в мире хаоса еще святило
Воздвигнул тяготения закон.
Но хаос я увидел в крае том;
Там не простерлось тяготенья поле,
Разрозненные не окрепли воли,
Чтоб слиться в устремлении одном.
Теперь же, глядя в даль, я осенен
Догадкой: