А женщина, надо сказать, она неслабая. Килограммов под сто в Кате живого веса. Сидит на Колиной пояснице, одной рукой синюю кисть назад заворачивает, а другой по голове с остервенением лупит. А потом за волосы нечесаные схватила – и носом в осколки:
– Это тебе за пьянство твое!
Хрясь – и мордой об пол.
– Это за то, что Сашку разбудил!
Хлоп – кулаком по загривку.
– Это, чтоб за топор никогда не хватался!
И руку татуированную почти до затылка вывернула – взвыл Коля:
– Не буду больше! Пощади!
– Это, чтоб кровушки моей больше не пил своим алкоголизмом!
Тут она в самую точку попала. Если и пьет у нее кто-то кровушку – так это он, Коля…
Тридцать семь лет Коле Михееву, а на свободе от силы лет пятнадцать проходил. Горд синий Коля своим зоновским прошлым. Мол, только тюрьма по-настоящему жизни научить может. И как человек, настоящей жизни вкусивший, считает себя бродягой «правильным» и «с понятиями».
Но одно понятие у Коли совершенно отсутствует. Не хочет Коля работать. Мол, пила железная, пусть она и работает. Такая вот у него жизненная позиция. И потому, откинувшись три года тому, существует татуированный идеалист исключительно за счет сожительницы Кати Ефимовой, скромной воспитательницы детского садика.
Поднялась Катя на ноги – гневная, раскрасневшаяся. И напоследок ногой в промежность врага саданула:
– А это – просто так! На добрую память!
Только последнюю фразу вымолвила – стук в дверь.
– Кого там нечистая принесла, – прошептала Катя, поправила сбившиеся волосы и – в сени.
Пока до входной двери шла, соображала, кто это в три ночи пожаловать может.
Наверняка не соседи. Знают они про буйство Колино, даже днем боятся сюда заходить. И наверняка не участковый – тот больше по понедельникам с утра появляется, а сегодня ночь со среды на четверг. Наверное, собутыльник какой-нибудь Колин… Ничего, пусть видят Колин позор, пусть потом по всему Дмитриеву Посаду разнесут, как того баба побила!
– Чего надо? – нарочито грозно спросила Катя.
А из-за двери басом густым:
– Катюша? Ты?
Обомлела Катя. Слишком уж знакомым ей голос показался. Только у одного человека такой бас густой. Но не видела она этого человека целую вечность… Ждала она такого полжизни: и стука в дверь, и вопроса «Катюша? Ты?» Ждала, да не думала, что в такой неподходящий момент это произойдет. Да и не верила, если честно, что вообще произойдет когда-нибудь.
– И…ван?
– Иван.
Открывает Катя дверь. Стоит на крыльце немолодой мужчина: роста гренадерского, плечи чуть шире шкафа, кудри волнистые, чуть сединой тронутые. Резанул