А это осторожное ночное присутствие – на скосе неба – двух-трех вытянутых в нитку облаков. Когда высота луны их подсвечивает…
– Перистые, – сказал я себе. – Перистые, Петр Петрович!
И еще вот что.
– Старик старику мало что скажет нового. Вы слышите, Петр Петрович?.. – вдруг отвлекся Башалаев. (Как бы в сторону разговора.) – Знание у нас с вами одно. Каким бы раззнаменитым, каким бы распсихиатром я ни был, я вас не удивлю. Конечно, я могу напустить туману…
Он засмеялся:
– Час целый говорить про Юнга, а?.. Да хоть про Бодрийяра!
Он подумал:
– Но вот что я действительно могу… Я могу вас свести с Недоплёсовым. Молодой врач. Имя уже на слуху… Его ценят в Германии… А?
Я сказал:
– Как-то фамилия у него не очень.
– Ага. Шутите. Оживились! – Он опять засмеялся. – Это в точку. Как только завистники его не склоняют… Врачи, знаете ли, тоже бывают завистливы… Недоплюев… Недоплясов…
Он взял ручку и что-то записал на календаре.
– Не-до-плё-сов… Во всяком случае, Петр Петрович, он вас развлечет.
Башалаев крутил в пальцах авторучку. Думал, что бы еще такое сказать… старик старику.
– Психиатры копают, увы, на неглубоком уровне. Ах, Петр Петрович! Мы так мало знаем… И совсем мало знаем о стариках… Вот в 93-м году… Кризис. Танки обстреливают Белый дом. Идет известное противостояние. А сбоку, именно сбоку собралась толпа стариков со всей Москвы… Никакой политики! Они совершенно нейтральны… Сзади стали (к счастью, сзади) стреляющих танков. Просто стояли и глазели. Ротозеи. И ведь напуганное старичье пришло не сговариваясь… Никто их не звал, никто не организовывал. Сами пришли… И сбились там в нейтральную кучу. Зачем?
Возможно, мое лицо напряглось. Или как-то по-иному меня выдало. Бывает… Мутноватые стариковские стершиеся (как у козла) глаза вдруг начинают поблескивать. Зрачки молодеют!
Он, конечно, заметил:
– Вы с ними, часом, не были, Петр Петрович?
Я колебался с ответом. Дело в том, что я этих стариков видел, видел! (Так получилось.) Но с ними я не был… Это точно.
– Нет.
– Долго с ответом. – Он улыбается. – Для врача-психиатра ваша задержка с ответом была бесконечной.
Я только пожал плечами: бывает… Я и сам не ждал запинки. Не ждал, что меня так тормознет – придержит всколыхнувшейся памятью о том танковом дне. Бывает.
…Я попытался вызнать о заключении Башалаева у старшей медсестры. (Любит лесть. Стареющая строгая женщина.) Но сразу слов не нашел – а она, вдруг хищно на меня глянув (на легкую добычу), велела, чтобы я помогал ей наклеивать ярлыки на оранжевые бутылочки.
Два шиза ей уже помогали. Бутылочки были веселые, с мочой, их почему-то следовало передвигать с великой осторожностью. Чуть что, и придурки вопили мне в оба уха: «Не вспенивай!..» Больным нравится всякое новое для них энергичное слово. Это тоже тест. Это важный тест. Я прошел его с легкостью. Я знай