Наташа сама предложила зимовать одним домом и жить именно в ее избе. Тут и печь в бане не коптит, и над колодцем навес, а значит, после ночных снегопадов не надо будет сугробы разгребать…
Было и еще одно, самое главное преимущество совместной жизни. Еще не зима, а каждой из женщин было неприятно оставаться одной в ночи. Не страшно, но скучно и неуютно. Некомфортно!
Днем они постоянно говорили о жизни: пилили дрова и говорили, кололи дрова и говорили, таскали дрова и говорили. Но в этой суматохе можно лишь информацию передавать. Для душевного разговора о чем-нибудь сокровенном нужен уют и полумрак.
Переезд занял час. Еще три часа Верочка искала свою сумочку с документами. Она точно помнила, что собирала ее в Москве, в своей арбатской комнатке. Вся ее дальнейшая судьба была туманна, как и весь тот нервозный день.
Наташа предложила испытанный прием: временно забыть о пропавшей вещи, а перед сном спокойно проговорить все возможные версии.
Забыть о сумочке не удалось, но, уже погасив свет, они попытались еще раз разложить все по полочкам.
– Вспомни, Верочка, где ты ее видела в последний раз? Ты могла ее оставить в своей комнате на Арбате?
– Могла. Сумочка на столе лежала. Я в нее впихнула паспорт, другие документы, ключи… А дальше не помню. Могла дверь захлопнуть, убежать, а сумка так на столе и лежит.
– Отлично! У нас уже есть первая версия… Теперь, Верочка, вспоминай весь свой путь в Раково. На вокзале могли сумку украсть?
– Конечно, могли! И маклер, который меня сюда поселил. И случайный прохожий. И Аркадий с Петром. Все могли!
– Вот здесь ты Вера ошибаешься. Про других не знаю, а Петя украсть не мог. Он не такой человек.
– А какой он?
– Надежный! А еще честный, добрый и сильный.
– Ты что, Наташка, влюбилась?
– Вот еще! Я всех мужиков ненавижу… Всех, кроме него.
Похороны «актрисы» прошли тихо. Ни журналистов, ни близких родственников, которых у Веры просто не было.
По своим каналам Семен Маркович выбил место на Ваганьковском кладбище и из денег театра заказал закрытый гроб.
Та, что в гробу, была и вправду похожа на Веру Заботину, но не настолько, чтоб никто из актерской братии не заметил подмену.
Дрожащим голосом режиссер произнес прощальную речь. Потом хорошо поставленным басом выступил трагик. Потом невнятно поплакала гример Оксана Бабина. И всё! Побросали в могилу комья глины и поспешили в театр. Предстоял спектакль. А после него – поминки.
Во всей этой истории только одно радовало Семена Марковича. Если похоронили другую, то значит Заботина жива. А значит, он непричастен к ее смерти.
Это радовало, а все остальное пугало.
Вера говорила ему, что ее пытаются выдавить из арбатской квартиры. Надо бы узнать, кто будущий хозяин этой элитной жилплощади