Самым страшным оказалось то, что Афанасию Бутурлину и впрямь драли язык в назидание другим, чтобы помнили, что и сам великий князь тоже Глинский по матери! Глинские были довольны, бабка Анна усмехалась:
– Мы еще покажем этим глупым московитам!
Она была очень довольна пятнадцатилетним внуком. Отрок, может, и горяч не в меру, но если его горячность умело направлять, то о Шуйских скоро никто и не вспомнит. Ивану постоянно внушалось, что вокруг враги, постоянно желающие ограничить его власть, а самим выдвинуться повыше… нет человека, который бы, оказавшись рядом с властью, не попытался и себе добыть хоть толику таковой… Он впитывал слова, как мягкая ткань воду, и раскалить добела Ивана можно было всего несколькими фразами, а уж дальше… Дальше не всегда удавалось подвигнуть молодого князя на скорую расправу, горячился, но в последний миг что-то останавливало. Тогда родственники принялись настраивать Ивана против тех, кто имел на него влияние, исподволь.
Ветер, налетая порывами, обрывал с берез последние желтые листья, временами бросая в окошки пригоршни мелких брызг. Дождь не дождь, а мокропогодица. Неуютно в Москве поздней осенью.
Юрий Глинский наблюдал за племянником уже с полчаса – Иван читал. Он пристрастился к этому занятию благодаря митрополиту Макарию. Духовное и историческое чтение стало для князя любимейшим занятием, отвлекавшим его даже от диких развлечений вроде топтания конями толпы на торге или сбрасывания собак и кошек с верха теремов. С одной стороны, читающий отрок совсем не опасен Глинским, с другой – у Юрия Владимировича уже давно свои виды на племянника. Для выполнения задуманного дядей Иван не должен все время сидеть за книгами, ему надо встать и идти кого-нибудь наказывать. Кого? Жертв намечалось несколько.
– Давеча едва отвязался от Федора Воронцова… – осторожно начал Юрий. Князь и ухом не повел в его сторону, разглядывая какую-то картинку на пожелтевшем пергаменте. Такое невнимание племянника дядю совершенно не смутило, он продолжил: – Я смотрю, он все за тебя решать стал?
– Чего это? – Глаза от картинки не оторвались, но уши встали торчком. Голос выдал интерес молодого князя к теме разговора.
– Да говаривал он Ивану Дорогобужскому, что тому к тебе не пробиться без его ведома, что ты, мол, только тех жалуешь, кого Федор укажет. А если нет, то ему, Федору, досадно, но ты досады Воронцову не чинишь, потому как…
Дядя не договорил, не знал, что сказать дальше, но князь живо додумал свое. Федор решил, что ежели первым научил его мужской науке, то теперь позволено все?! Он, князь, теперь в руках этого боярина?
– Вот