Неслышно ступая, вошел гибкий, тонкий человек с рыжими волосами и пронзительным взглядом серых глаз. Пастух, как и подсказывало его имя, принадлежал к западной расе и появился на свет на другом краю материка, где-нибудь в Запроливье или на берегах Мерцающего моря. Тревельян приветствовал его на языке Удзени и по довольной улыбке Хурлиулума понял, что не ошибся.
Они сели к столу. Птица, которую Тревельян в жареном виде не смог опознать, была великолепна, а свежие лепешки, овощи и кисловатый напиток создавали ей достойный фон. Хурлиулум, однако, ел мало, старый Шуттарн и того меньше, так что на гостя легла основная нагрузка. Одолев половину жаркого, Тревельян, согласно местному обычаю, погладил живот, повернулся к пастуху и сказал:
– Далеко же тебя занесло от родных мест, Хурлиулум! Отсюда до Мерцающего моря много дней пути, и я еще не встречал в Хай-Та твоих соплеменников.
– Жизнь без странствий скучна, Тен-Урхи. Особенно такая короткая, как у людей моего племени.
Представители западной расы жили пятьдесят-шестьдесят лет и быстро старели после сорока. Но это, казалось, не слишком огорчало Хурлиулума. Посмотрев с улыбкой на Тревельяна, он произнес:
– Среди любого народа, на востоке ли, на западе или в Семи Провинциях, есть непоседы, для коих привычное бытие хуже казни на крюке. Родительский дом их не радует, семья не соблазняет, занятие отца, будь то кузнечный промысел или управление людьми и землями, кажется скучным. Не хотят они всю жизнь махать молотком или судить своих подданных, не хотят видеть из года в год одни и те же лица, своих стареющих соседей, свою жену и ребятишек. Это не для них! Их манят дороги, новые встречи, приключения… Ты понимаешь меня, Тен-Урхи? Ты ведь один из нас и, значит, сам такой.
– Понимаю, – сказал Тревельян, и это было чистой правдой. Хоть он не являлся рапсодом и даже уроженцем Осиера, но был из того же племени авантюристов-непосед. Любопытство и тяга к перемене мест являлись теми человеческими свойствами, что не зависят от развития технологии.
– Влекут не только странствия, но и возможность творить добро, – заметил Шуттарн. Он поднял руки, покачал ладонями, будто чашами весов, посмотрел на одну, потом – на другую. – Вот Светлый Дом со всем его могуществом, с великими богатствами, армиями и крепостями, и вот – мы… Мы, Братство! И лишь богам известно, кто значит больше для нашего мира. Ибо мир стоит не на силе, не на звонкой монете, не на клинках воинов, а на разуме и добре.
«Идеалист, – пробурчал командор, невидимый свидетель их беседы. – Мир стоит на промышленном производстве, ракетах и боевых роботах».
Но Тревельян, не обратив внимания на слова призрака, сказал:
– Согласен с тобой, Шуттарн, полностью согласен! Но временами разумное, доброе и безусловно полезное не принимается людьми. Вот, например… – Он прикрыл глаза, будто вспоминая. –