Голос у меня, наверно, сорвался, когда я отвечал.
– Да, – сказал я.
Лицо у меня горело. Но в каком-то смысле я чувствовал себя куда больше самим собой, чем днем, в том состоянии обалдения, в каком я сошел с поезда.
– Так я и знала, – сказала невестина подружка. – Не такая уж я дура, уверяю вас. Как только вы сели в машину, я сразу поняла, кто вы. – Она обернулась к мужу: – Разве я не сказала, что он его брат, в ту самую минуту, как он сел в машину? Не сказала?
Лейтенант уселся поудобнее.
– Да, ты сказала, что он, должно быть… да, да, сказала, – проговорил он. – Да, ты сказала.
Даже не глядя на миссис Силсберн, можно было понять, как внимательно она следит за ходом событий. Я мельком взглянул мимо нее, назад, на пятого пассажира, маленького старичка, проверяя, остается ли он все таким же безучастным. Нет, ничего не изменилось. Редко безучастность человека доставляла мне такое удовольствие.
Но тут невестина подружка снова взялась за меня:
– Кстати, для вашего сведения, я знаю также, что ваш братец вовсе не мозольный оператор. И нечего острить. Я прекрасно знаю, что он лет сто подряд играл роль Билли Блэка в программе «Умный ребенок».
Тут миссис Силсберн внезапно вмешалась в разговор.
– Это ведь на радио? – спросила она, и я почувствовал, что она смотрит и на меня с новым, более глубоким интересом.
Невестина подружка ей не ответила.
– А вы кем были? – спросила она меня. – Наверно, вы – Джорджи Блэк?
Смесь любопытства и грубой прямоты в ее голосе показалась мне не только забавной – меня она совсем обезоруживала.
– Нет, Джорджи Блэком был мой брат Уолт, – сказал я, отвечая только на второй ее вопрос.
Она обратилась к миссис Силсберн:
– Кажется, это секрет, что ли, но этот человек и его братец Симор выступали по радио под вымышленными именами. Семейство Блэк!
– Успокойся, детка, успокойся, – сказал лейтенант с некоторой тревогой.
Его жена обернулась к нему.
– Нет, не успокоюсь! – сказала она, и опять вопреки рассудку где-то во мне зашевелилось нечто похожее на восхищение – такой у нее был металл в голосе, неважно, какой он пробы. – Братец у него, говорят, умен, как дьявол, – сказала она, – поступил в университет чуть ли не в четырнадцать лет. Но если считать его умным после всего, что он сделал сегодня с этой девочкой, так я – Махатма Ганди! Тут меня не собьешь! Это возмутительно – и все!
Мне стало еще больше не по себе. Кто-то пристально изучал левую, наименее защищенную сторону моей физиономии. Это была миссис Силсберн. Она подалась назад, когда я сердито взглянул на нее.
– Скажите, пожалуйста, это вы были Бадди Блэк? – спросила она, и по уважительной нотке в ее голосе мне показалось, что сейчас она протянет мне авторучку и маленький альбом для автографов в сафьяновом переплете. От этой мысли мне стало неловко, особенно потому, что был сорок второй год и прошло добрых десять