Две детские ладошки, обхватившие запястье Фрица, казались крохотными, кукольными. Тусклый зеленоватый сплав браслета мягко поблёскивал в свете костра: Октавия разглядывала подвески.
– А эти две?
– Вот эта – Tyr. А эта… эта… Ой, я всё время её забываю. М-м, Laguz? – личико девочки посветлело. – Ага, правильно – Laguz! Руна воды.
Ночь выдалась беззвёздная и тихая. Холодный ветер шевелил листву высоких тополей и морщил гладь воды. «Жанетта» встала на стоянку возле маленькой фламандской деревушки, такой маленькой, что в ней не оказалось даже постоялого двора, не говоря уже о приюте или доме для канальщиков. Ян с Юстасом пришвартовали баржу к старым осклизлым сваям около мостков, с которых женщины полоскали бельё, выбрались на берег, развели костёр и теперь хлебали кашу из большого котелка. Поглядывали мрачно на бородача и двух ребят. Рыжему толстяку шкиперу ужин отнесли в каюту. Господин кукольник, Октавия и Фридрих тоже получили свою порцию, причём итальянец расщедрился и наделил детей двумя ломтями гентской ветчины (себя он, впрочем, тоже не обидел). С ужином расправились за две минуты, девочка взялась помыть тарелки (Фриц пригрозил: «Смотри, не утони!»), и вскоре все трое уже сидели у костра, готовясь отойти ко сну и занимаясь своими делами. Царила тишина, лишь изредка на барже взлаивала собака, серая гривастая зверюга с лисьей мордой и хвостом, закрученным в кольцо, – на ночь шкипер выпускал её на палубу. Кукловод вооружился ножницами и большой иголкой, расстелил на земле не то попону, не то старый занавес с кистями и принялся кроить. Он ворчал и ползал на коленках, отмерял то там, то тут и поминутно щёлкал ножницами, рискуя отрезать впотьмах ненароком порядочный клок собственной бороды. Октавия некоторое время с любопытством за ним наблюдала, потом перебралась к костру. Там-то её внимание и привлёк браслет у Фрица на запястье.
Девочка ещё раз осмотрела со всех сторон невзрачную кривую безделушку с девятью подвесками и парой камешков и скривила губки.
– Некрасивый браслетик, – с простодушной детской непосредственностью заключила она. Заключила, но тут же поправилась: – Некрасивый, но, наверное, очень умный. Столько рун!.. Зачем они здесь?
– Да я и сам не знаю, – смущённо признался Фриц, опуская рукав. – Мне его сделал… гм… учитель. Да, учитель. Надел мне на руку и сказал, чтоб я пореже его снимал.
– А больше он ничего тебе не сказал?
– Нет, больше ничего. Может, не хотел, а может, просто не успел.
– Ой как интересно! – девочка захлопала в ладоши. – Здесь наверняка кроется какая-то тайна. Дай мне ещё разочек на него посмотреть, ну дай, пожалуйста!
– На, смотри, – покраснев, сказал Фриц и протянул ей руку. – Может, что и углядишь.
Кукольник оторвался от работы, посмотрел на них сквозь стёкла окуляров, вздохнул и покачал головой.
– Это бог знает что такое! – глухо, в бороду, проговорил он сам себе. – Мало того что эта девчонка сбежала из дома, мало того что забралась ко мне в сундук, мало того что мне пришлось доплатить за её провоз два с половиной