– Хорошо, – говорит. – Пойду я с тобой к царю. Но ты меня ему не отдавай, пока он не пообещает, что в клетку меня сажать не станет, и даст летать на воле, сколько захочу. Тогда я стану жить во дворце, и каждый вечер буду ему петь.
Кивнул Беренс и снял сеть. Жар-птица тут же прыг ему на плечо, будто живой огонь вспорхнул. Испугался охотник, что его обожжет, вздрогнул, а птица засмеялась:
– Не бойся, самой мне не загореться. А вот если человек пропоет возле меня трижды: «Огонь, огонь, огонь», перья мои вспыхнут по-настоящему, и ничто это пламя загасить не сможет, пока я того не пожелаю. Все сгорит, что я захочу. Но ты об этом никому не говори, а сам не забывай, может быть, пригодится.
С этими словами жар-птица нырнула ему за пазуху, устроилась теплым комочком и затихла. Так они из лесу и вышли. А там их уже царские прислужники поджидали. Всю ночь они не спали, сидели на тропе и боялись леса. Хотели было костер развести, да не знали, с чего начать. В итоге оба замерзли и разозлились. Поэтому, когда охотник вернулся, схватили его под руки и потащили сразу к царю. Даже позавтракать не дали.
А у царя как раз в тот день был день рождения. Пир на весь мир, гости из разных стран, послы с подарками… Все сидят за столами и расхваливают царя. Вот туда, в тронный зал, и ввели охотника. Прошел он по залу, мимо столов, мимо гостей, прямо к царю, преклонил колено и молчит. Царь его и спрашивает:
– Ну что же, выполнил ли приказ? Добыл ли жар-птицу?
Гости за столами так и ахнули. Замерли и ждут, что же дальше будет. А охотник ему отвечает:
– Добыл, царь-батюшка.
– Да где же она?
– Я ее тебе отдам, но ты прежде пообещай, что в клетку ее не посадишь, обижать не будешь, и летать позволишь, где она захочет.
Зароптали гости за столами: как так, простой охотник царю условия ставить посмел! Нахмурился царь. Хотел было крикнуть, чтобы повязали Беренса и в темницу бросили, да уж больно ему жар-птицу получить хотелось. «Ладно, – думает. – Казнить его я всегда успею». Покачал царь головой, пальцем погрозил:
– Как со мной говоришь, а? Негоже, негоже. Но сегодня я добрый, так и быть, прощаю. Пусть летает птица, мне не жалко.
Охотник кивнул, поднялся во весь рост и выпустил птицу. Взлетела она к потолку, как живое пламя. Сияя и переливаясь, облетела весь зал по кругу и села на плечо царю. Гости разом про все забыли, сидят и на нее любуются. А царь не забыл. Снял он птицу с плеча, будто бы разглядеть получше собрался, и раз – спеленал ее своей мантией. Птица бьется, выбраться не может, а царь кричит своим стражам:
– Хватайте наглеца да в темницу! Будет знать, как царю дерзить! А утром – казнить!
Повязали охотника, он и сказать ничего не успел. Птицу в клетку посадили. И дальше пировать.
Вот лежит Беренс в темнице на соломе, а темница – она и есть темница. Темно в ней, ни окошечка, ни просвета, только дверь дубовая. Лежит и думает, что дальше делать. Похлопал по карманам, вытащил