Беседу их прервал грозный оклик Затычки. Их БМП вкатился на окраинную улицу пригорода Халеба. Степь кончилась. Теперь их со всех сторон обступали угрюмые руины. Хруст каменного крошева под гусеницами, горький запах пороховой гари пополам со сладким душком мертвечины – вот основные приметы нынешних сирийских городов и Халеб в этом смысле не хуже и не лучше, чем любой другой.
Часть 1
Моя мама, не печалься, моя мама, не грусти[6]
– Надень драгоценность на шею мальчику, – назидательно сказал отец.
Мать не любила противоречить мужу и быстро повиновалась. Сестры сидели кружком и смотрели, как мать надевает Ияри на шею цепь. Ияри напрягся. Он ждал, что звенья цепи обожгут его кожу холодом, или шершавая проволока, из которой они изготовлены, укусит нежную кожу у него под волосами. Но ничего подобного не произошло. Цепь оказалась гладкой, как шелк, а амулет – невесомым и странно теплым. Ияри взял его в руку. Размером как раз с ладонь восьмилетнего ребенка, он весь был испещрен черточками, кружками и треугольниками. Золотое тиснение окружало фигуру сидящего на троне бородатого мужчины в высокой короне. На коленях мужчины в смиренной позе восседало животное, слишком мелкое, чтобы называться львом. и слишком горделивое, чтобы быть простым котом.
– Это Гильгамеш – первый из царей нашего народа, – пояснил отец.
– И его лев? – Ияри с немалым трудом оторвал взгляд от медальона и посмотрел на отца.
Не столь важны слова родителя, сколько его взгляд. Порой и мимолетной улыбки отца было достаточно для Ияри, чтобы Ияри мог уловить глубинную суть происходящего. А мать часто говаривала, будто вопреки всем законам и установлениям Аллаха, отец, а не она, вскормил и взлелеял Ияри с самого его появления из материнского чрева. И не мудрено! Единственный сын после трех дочерей. Сестры Ияри – все три погодки – сидели вокруг стола на низеньких стульях. Перед каждой стояла инкрустированная серебром чашечка с ароматным напитком. Такой чай отец привозил из командировок в Индию. Когда их семья убегала из Аль-Фарафра в Цитадель, мать захватила с собой именно этот сервиз – шесть чашек и большой, инкрустированный серебром чайник.
– Он не предназначен для посторонних глаз, – проговорила мать, пряча медальон за вырез рубашки Ияри. – Никому не показывай его. Ты видел символы? – Да.
– Это мощное заклинание, – мать округлила глаза и выпятила губы.
Она всегда так делала, когда рассказывала сыну страшную сказку перед сном, и Ияри понял – заклинание не настоящее, а медальон – просто очень дорогое украшение. Оно сделано из золота в не такие уж давние времена. А теперь, хоть оно и является музейным экспонатом, отец забрал его себе. Ведь музея больше нет. Мать всегда плакала, вспоминая об утраченных древностях – статуях, керамике, барельефах. Варде удалось сберечь медальон только потому, что он был достаточно