– Люблю тебя, – чуть отдышавшись, прошептала она.
Он откатился и стал натягивать штаны.
Глава седьмая
Власть и страсть
Никогда и никого Мара не любила так, как полюбила этого молодого мужчину с жестким взглядом и нежными губами. Он был ее первым. До сих пор мать не позволяла Маре сходиться с мужчинами, чтобы, утратив целомудрие, она не потеряла вместе с ним и свои способности.
– Ты не такая, как все, – твердила старая Мокша. – Даже я не смогу сравняться с тобой, если ты сохранишь силу. Не думай о кобелях, не подпускай к себе. Они как пиявки. Присасываются и пьют, пока не остается одна оболочка.
Ах, как же она ошибалась! Мать сама не знала мужчин, поэтому ничего в них не понимала. Они не отбирали силу, а наполняли ею. Горячей, упругой, разливающейся внутри жидким пламенем. Переполненная ею, Мара хотела подняться высоко-высоко и парить там, обозревая земные красоты. Но это означало покинуть Олега, а она не могла расстаться с ним ни на мгновение.
– Отпусти, – сказал он, выдергивая руку. – Ехать пора.
– Поедем, – согласилась она.
Олег, поправлявший подпругу на своем златогривом скакуне, обернулся, смерив ее холодным взглядом.
– Князю негоже якшаться с лесными дикарками. Может, ты мавка? А может, и впрямь ведьма? Незачем нам быть вместе.
Черное, тяжелое, холодное, как донный ил, отчаяние начало стремительно заполнять душу Мары. Олег уезжал. Взял обманом и бросил? Не бывать этому!
Глядя на коня, она взялась правой рукой за сережку. Тот встрепенулся и отпрянул, не позволяя Олегу поставить ногу в стремя.
– Очумел? А ну, стой смирно!
Златогрив не подчинился, хотя хозяйский кулак с намотанной на него уздой причинял ему немалую боль. Он не понимал, что с ним происходит, но точно знал, что человек в седло не сядет, а если и сядет, то продержится там недолго. Так было надо, и с этим Златогрив ничего не мог поделать.
Храпя и лязгая зубами, он все время держался мордой к хозяину, чтобы не дать ему зайти сбоку. Это продолжалось долго. Олег весь раскраснелся – не только от бесплодных усилий оседлать коня, но и от стыда. Ему была невыносима мысль о том, что женщина, которую он только что поимел, видит его беспомощность.
– Куда же ты спешишь, милый? – крикнула она и заливисто расхохоталась. – Обманул девицу и в кусты?
На самом деле Маре вовсе не было смешно или хотя бы весело. Да и девицей ее можно было назвать с большой натяжкой, несмотря на то что ляжки ее были перепачканы кровью. Ей было гораздо больше лет, чем казалось неискушенному взгляду. И на самом деле не смех, а гнев разбирал ее.
Олег тоже начал злиться.
– Твои штучки? – спросил он через плечо.
– Это твой конь, – сказала Мара. – Твоя вина, что он тебя не слушает.
– Издеваешься, ведьма? Над князем насмехаешься?
Олег набросил