– Не знаю, – сказал Анатолий.
И Настя сказала:
– Не знаю.
– Может, три, но вероятнее – пять. Тебе тридцатый пойдет. Может, замуж выйдешь…
– За кого? Открой еще бутылку.
– Это я запросто. Тут я герой.
– Нет, подожди, не хочу шампанского. Налей и мне коньячку, помирать, так с музыкой.
Ей было жалко Анатолия. Он впервые не мог ничего посоветовать, впервые не мог угадать, что ей нужно. Да и как угадать, если она сама не знала. Зато она знала, как помочь ему, как спасти от тяжелых, но обязательных разговоров, ведь квартиру сдавали ему, а не сомнительной провинциалке… Знала, как помочь, но сначала надо было хотя бы опьянеть.
– Слушай, нашел бы ты мне мужичонку на первое время, чтобы в себя прийти, потом я уж соображу, как выпутаться. Какого-нибудь состоятельного и в возрасте, но не избалованного, без гонора, чтобы я для него последней радостью была…
Говорила, как с обрыва прыгала, с закрытыми глазами, задыхаясь, но не замолкая, боялась остановиться, потому что не знала, хватит ли духу на повторный прыжок.
Выслушал, не возразил, не ударил – все стерпел. Выпил полный стакан коньяка и спешно засобирался домой. Даже не поцеловал на прощание. Побрезговал дотронуться. Вот и спасай, вот и взваливай на себя самое грязное и тяжелое.
Правда, утром прилетел чуть свет. Прощения просил. Да чего уж там…
А замену подобрал.
Сменщика звали Николаем Филипповичем. Мужчина в возрасте, но не обрюзгший, с возможностями и не скупой – в общем, какого заказывала, такого и получила. Анатолий никогда не выполнял ее просьбы наполовину.
После отъезда Анатолия Настя постриглась под мальчика и купила джинсы.
Аккуратный до занудливости Николай Филиппович приезжал к Насте раз в неделю в один и тот же день, в четверг, и в одно и то же время, в семь вечера.
– Жди меня в девятнадцать ноль-ноль, – предупреждал он.
– Буду ждать в девятнадцать ноль-ноль, – передразнивала она.
В двадцать три ноль-ноль за ним приходила машина. Появляться в компаниях, где Настю видели с Анатолием, ни он, ни она не хотели. Когда он приходил голодный, а Насте нечем было его угостить, они выбирались в ресторан, у Николая Филипповича имелось укромное заведение, где для него всегда находился столик. Но больше всего он жалел, что не может пригласить ее на дачу.
– Грядки что ли некому полоть?
– Они у меня прополоты. О тебе забочусь. От города бы отдохнула, там свежий воздух, лес рядом, речка… А с грядками я сам с большим удовольствием занимаюсь, наверное, корни крестьянские ожили на старости лет.
Иногда Настю подмывало сказать ему, что на грядки он ездит с большим