– Чему же удивляться, Евгений Федорович? – осторожно спросил кто-то. – Она же – карликовая…
– Карликовая… – повторил Захаров и усмехнулся. – Нет, братцы, это мы, это наша жизнь – карликовая. Жизнь наша проходит, кончится скоро, а у нее еще столько впереди… – И повторил, теперь уже вслух: – Кто мы перед этой березкой, перед ледником этим? Кто мы – перед вечностью?..
– И перед Ним, – тихо закончил Главный.
Захаров замолчал, уставился в костер. Один из чекистов протянул разочарованно:
– Ну, вот… А говорили – «балагур»…
Главный посмотрел на него осуждающе:
– Такая история целого представления стоит.
Захаров услышал, встряхнулся.
– Ничего, я вас еще повеселю. Будет еще время. Плесни-ка!
И он повеселил, и было время. Все вышло, как намечали, все закончилось благополучно и счастливо. Туристы вернулись домой тем же вертолетом, тепло распрощались с Евгением Федоровичем.
О них он помнил недолго. А та березка долго сидела в памяти, да и теперь еще сидит, хотя прошло уже почти пять лет. И моему другу эту историю Евгений Федорович Захаров поведал совсем недавно.
– И понял я: жизнь наша – стремительный росчерк на полотне мироздания, – так теперь заканчивал он свой рассказ. – Такой стремительный, что не всякий и разглядит.
19.04.2017
Сердце солдата
Художник вернулся с войны с медалями. Их было две – круглые, из непонятного металла – скорее всего, это была бронза, – с крестом посередине, выбеленным, они касались друг друга и геройски звякали. Там, на войне, медали надевать запрещалось. Так же, как запрещалось надевать любые знаки отличия – погоны, лычки, нашивки… Условие секретности сообщало дополнительную ценность наградам. Медали вручали торжественно, перед строем – а потом изымали и хранили вместе с документами в специальном месте. И потому все помнили – кому и за что вручались награды. Художник получил две медали – за оборону города, название которого он помнил, но никогда в нем не был, и «За боевые заслуги», которые у него, конечно, были.
Художник вернулся с войны, где он провел почти год, и стал еще знаменитее, чем раньше.
– Ну, как там, на войне? Страшно? – спрашивали его товарищи по цеху.
– Да как… на войне как на войне, – отвечал он и улыбался – сдержанно и мужественно. Как от него ждали.
– Как же ты решился? Могли же убить… – выпытывали подруги.
– Ну… за братьев наших, славян… – играл он желваками, и подруги любили его еще больше.
Его звали на телевидение – поделиться, но он отказывался.
– Не мастер я разговорного жанра. Я все больше кистью…
От него ждали новых работ – на военную, конечно, на патриотическую тему. Руководитель творческого союза прямо брал быка за рога.
– Говори, когда планируем выставку? Вот у меня график – говори, когда готов, я подвину любого, кто в плане. Твоя тема