Я спрыгнула вниз.
Лариса и ее друзья могли караулить ворота сколько угодно. Под утро хорошо спится, особенно если на улице моросит дождь, а в машине работает печка. Никому из них не пришло в голову, что я полезу через забор на территорию соседей. Ни мачеха, ни Оливье не знали, на что я способна в критические моменты.
Я вышла из владений мадам Пьюдеба, потоптав немало клумб. Надеюсь, последствия будут не смертельными, все же осень… Переулок был неплохо освещен, потому я побежала, поминутно оглядываясь. И только через четверть часа, уже изрядно попетляв по улицам, почувствовала себя в безопасности. Я не рискнула идти на стоянку такси, опасаясь, что Людочка, Лариса или Оливье могут засесть в баре напротив кофейни Жака. Уходя все дальше от дома, я чувствовала, что с каждым пройденным кварталом обретаю уверенность в себе. Смутные планы на будущее оформлялись в четкую картину.
Примерно в пять утра я поймала такси и уехала в Париж. Водитель немного поворчал по поводу собаки, но деньги сделали свое дело. Я поехала в недорогой отель, где частенько останавливались собачники со своими питомцами, приезжая на выставки.
Я зарегистрировалась под именем Марии Левкиной. Сонный портье, отчаянно зевая, дал мне ключи от номера, не удостоив меня особым вниманием, что меня вполне устраивало. В номере я с наслаждением вымылась сама и выкупала грязного Бакса, развесила сушиться мокрую одежду. Выключив звук на мобильном, я улеглась спать.
Проснувшись, я обнаружила в телефоне семнадцать пропущенных звонков и двенадцать сообщений. Большая их часть была от Оливье. Несколько сообщений пришло с незнакомого номера, где латиницей были набраны русские фразы, экспрессивно желавшие мне сдохнуть.
В семь утра мне звонил Кристоф. От него же пришло последнее сообщение, прочитав которое я расплакалась. Кристоф был лаконичен. На дисплее высветилось всего несколько слов, в которых говорилось, что сегодня ночью в госпитале Амбруаз Парэ умерла Анна.
На похороны я не поехала. Появляться в обществе Кристофа было небезопасно. Хотя я безумно жалела Анну, решила не рисковать. В номере я валялась на кровати, смотрела пустым взглядом в телевизор, просматривала по верхам французские газеты.
Анну хоронили в воскресенье на кладбище Монпарнас. Кристоф, сделав несколько попыток дозвониться, прислал мне сообщение с временем и местом панихиды. Написав соболезнование, я сообщила, что приехать, к сожалению, не смогу, но навещу его по приезде в Париж. Лежа в постели, я слушала, как по стеклу стучат капли дождя, и думала об Анне.
Странным образом пожилая аристократка ассоциировалась у меня с другой женщиной, столь же хрупкой, стойкой к жизненным неурядицам, так же поддерживавшей меня в трудные минуты и тоже ушедшей слишком рано. Сейчас,