Но то, что случилось дальше… И когда я пью коньяк, зубы у меня постукивают о стакан.
Глава 2
Школа у нас была самая посредственная. Почти все ребята учились тут с первого класса, потому что жили поблизости. Никто в здравом уме, я уверена, не стал бы сюда переводиться и ездить издалека. Смысла не было.
Школе исполнилось сорок лет, и вряд ли, даже если бы кто-то решился на ремонт, она сильно преобразилась. Тёмные коридоры, узкие лестницы, тесные раздевалки… Никакого профильного обучения, современных кружков. Не было у нас ни учителей, влюблённых в свой предмет, ни педагогов по призванию, которые превратили бы класс в большую семью. Мы перетерпливали уроки свирепой математички Маргариты Фёдоровны, скучали на истории, слушая картавую речь Валёндры – Валентины Ивановны, рассказывающей об очередном народном движении, старались сбежать с физкультуры, и пересидеть ненавистные «лыжи» где-нибудь в кафетерии – за чашкой горячего кофе и пирожным.
Ничего особенного, всё как у всех. Бывает и хуже. Например, определённо хуже приходилось тем, кто ходил в музыкалку. В моё время туда старались отдать поголовно всех девочек и большинство мальчиков из приличных семей. И начинались, если можно так сказать, красивые, «элитные» хлопоты, о которых родители подчёркнуто громко рассказывали на работе, покачивая головами. Нужно достать хороший инструмент. Концертное платье. Оплатить дополнительные занятия (потому что отпрыски, угодившие на отделение фортепиано или скрипки как кур во щи, способностями обычно не блистали). И пять лет, а то и больше, наши бедолаги, наскоро пообедав, подхватывали папочку с нотами и отправлялись на вторую каторгу – уже до позднего вечера. Но хоть перед сном за книжку-то можно? Телек посмотреть? Как же, сейчас! А уроки – обычные и музыкальные? Улетали дни, месяцы, годы – как в прорву. Насколько я знаю, ни один из моих одноклассников не то, что карьеры на этом не сделал, но даже не попробовал хотя бы провалиться на приёме в музучилище.
Взрослый человек от одиннадцати лет такой жизни сделался бы хамелеоном – поблёк и посерел как школьные стены, видя и оставшуюся свою жизнь столь же серой и безрадостной. Нас пока ещё выручала юность, которая для многих скоро закончится – большинство взрослеет или даже стареет душой слишком рано! Но тогда мысленным щелчком мы сшибали с пути любые препятствия, которые могло перед нами поставить будущее. И, конечно, были бессмертными – мы сами и наши друзья.
У Серёжки Махачёва близких друзей не водилось никогда, даже в первом классе, когда малыши ещё наивные и доверчивые. Родители шарахались от такого знакомства и тянули прочь своих чад. Серёжка был из «неблагополучной семьи». Его родила семнадцатилетняя девчонка, которую и матерью то назвать трудно. Ей хотелось прыгнуть высоко, как кузнечику – сразу во взрослую жизнь. Но сидеть с младенцем в маленькой квартире – тоска смертная!