Щадяще нокаутированный Александр Сергеевич, что называется, «поплыл», улыбнулся придурковато, пошатываясь отошел от нокаутера и, обращаясь к зрителям, вооруженным мобилами, произнес странную фразу заплетающимся языком:
– Норыма-а... нормалек! Он-н м-мне подыхо... подходит. Санцуань... С-сан-н-нкцианир-р... санк– ци-а-ни-ру-ю-юю перенос!
И началось странное. Народец у «шведской стенки» дружненько нацелил на Спартака мобилы. Так, будто Спартак какой-то бытовой электронный прибор, вроде телевизора, а мобильные телефоны как бы пульты дистанционного управления этим прибором.
Поднялся с лавки бородатый очкарик. Стряхнул очки с носа, рывком отодрал от лица бороду вместе с усами и... Вы не поверите! Спартак узнал в этом типе СЕБЯ! Те же черты лица! Свои, родные! И прическа! Почему он раньше не обратил внимания на СВОЮ прическу на другой голове?!. И рост точно такой же, и габариты!.. Все, кроме одежды... Спартак офигел. Прям оцепенел весь от неожиданности...
– Переносите его, чего вы ждете?! – подал реплику Александр Сергеевич окрепшим голосом. – Забыли, на что нажимать? Жмите на «зэ», идиоты! Жмите, пока он дурной, ну?!
И все человеки с телефонами разом нажали. Надо думать, на телефонные кнопки, соответствующие русской букве «з».
Спартака затошнило, зазнобило, заколотило, заколебало, заколбасило... Вы не поверите! Он начал, типа, таять. Как та, блин, Снегурочка! Он услыхал, как на пол упали со стаявших плеч и чресел его спортивные одежды, перестал ощущать нестиранность носков пальцами ног и, ядрить твою мать, испарился окончательно...
Глава 2,
в которой героя встречает Броненосец Потемкин
Спартак материализовался быстрее, чем таял. Практически одномоментно к нему вернулись способности ощущать, видеть, слышать и обонять. Он осознал себя в мягком полукресле, за столиком, покрытым белоснежной, до боли в глазах, скатертью. На белом и накрахмаленном переливался гранями чистейший хрусталь. В плоском хрустале чернела и краснела икра, из пузатого специфически благоухала водка, которую с нетерпением ожидали весьма емкие стопки. Ближе к Спартаку хрустальную посуду потеснила фарфоровая в обрамлении серебра столовых приборов. А напротив сидел здоровенный амбал в угольно-черном, безупречного кроя костюме. Амбал кривил рот в улыбке, полной радушия, и хитро, с этаким ленинским прищуром, поглядывал на Спартака, пока тот осматривал себя и осматривался по сторонам.
Наш герой оказался одетым в добротное, сшитое по фигуре, и обутым в удобное. Мельком взглянув вправо, откуда тянуло приятной свежестью, он увидел распахнутое окно. За окном, радуя глаз, зеленел хвойный лес. Почти дремучий. В центре заоконной композиции