Когда Максим хотел отключиться, терапевт перешел в контрнаступление и допытывался, почему он так рьяно спрашивает о ней, будто знает что-то особое. Максим ответил, что дама сразу показалась ему плохой, а муж ее тоже скончался при невыясненных обстоятельствах. По старинке он привык интересоваться судьбой своих пациентов, особенно если подозревал осложнения. Терапевт удовлетворился ответом и пожелал Маликову терпения и здоровья, добавив, что собирается навострить лыжи из больницы, но податься пока некуда, и он сидит в режиме ожидания, а случай действительно запоминающийся. На том и расстались.
Максим ожидал услышать нечто подобное. Новости как раз соответствовали бредням полоумного психиатра.
«Это его обрадует!» – предвкушал Максим, набирая номер Глеба, но телефон оказался вне зоны доступа.
Мотаясь от окна к умывальнику, Максим прикидывал, не махнул ли в отпуск его дружок, и не прохлаждается ли сейчас на сочинском пляже или в Крыму с чернобровыми девицами, пока он копается в чужом грязном белье? С какой стати? Довольно!
Как он не пытался забыться, Коромыслов упорно маячил перед глазами. Он пять раз набирал его номер и даже отправил сообщение, чтоб тот незамедлительно ответил.
Поняв, что до Глеба ему не добраться, Максим вернулся к Ларисе. Что эта чертовка хочет? Не послать ли ее всерьез и надолго? Слишком сложно, ведь они регулярно пересекаются на планерках. Нужно наведаться к ней ближе к вечеру, чтобы выкрасть и утащить в душ, обойдясь без лишних свидетелей.
Вдруг дверь ординаторской распахнулась. Лариса форсировала события, скрестив на груди руки, задыхаясь от возмущения.
– Выйдем? Есть разговор.
– Ты редко сюда заходишь, – опешил Максим. – Угостить кофе? Парни не скоро будут. Или сразу в кабинку?
– Перестань! – твердо произнесла она. – Хочу тебе кое-что объяснить! Ты, видно, не понял! Я нашла мужчину, нормального парня, который не использует меня как куклу, а ухаживает и заботится. Возможно, даже любит. Я не молода, и годы уходят. Мне тоже хочется семью. Ты свою семью разрушил, а я хочу замуж. Возможно, это последний шанс, а ты крадешь его. Ты хочешь, чтобы я оставалась твоей подстилкой, но у меня осталась гордость, и я себя уважаю.
Совсем рядом послышались ворчание и сиплый кашель. С вызова возвращались Сальников и Бочкин, круглощекие юмористы, сыскавшие сомнительную славу неугомонных балагуров. Их присутствие становилось невыносимым. Халеные шутники зашли поздороваться, тем более куковать им придется вместе.
– Я