Все эти годы ЮУрИБФ изучает действие ионизирующих излучений на человека и другие биологические объекты и применение их для целей радиационной безопасности и охраны здоровья персонала предприятий атомной промышленности и населения, проживающего вблизи от таких предприятий.
Для этого институт проводит фундаментальные и прикладные научно-исследовательские работы в области радиобиологии, радиационной медицины, генетики, эпидемиологии, дозиметрии, радиоэкологии, гигиены труда, радиационной безопасности и медицинской защиты.
– Сергей Анатольевич, чем занимался ФИБ (уж как-то привыкли к этому старому доброму названию горожане) в первые годы своей работы?
– Первый директор ФИБа доктор медицинских наук Г.Д.Байсоголов был гематолог. Сначала считалось, что радиация, в основном, действует на кровь. Поэтому сюда прислали молодых и очень хороших врачей-гематологов. Конечно, посылали и профессоров, те сами ехать не хотели, но при этом прекрасно понимали, что если пришлют сюда какого-нибудь глуповатенького, то получат по шапке. Поэтому посылали умненьких, которых, конечно, им было жалко, но не ехать же самим? Почитайте того же В.Л.Гинзбурга, как они с И.Е.Таммом послали в Саров Сахарова. То же самое… Байсоголов примерно так же, наверное, оказался здесь.
После Челябинска-40 он был заместителем директора в Обнинском институте медицинской радиологии. Кстати, Г.Д.Байсоголов и А.К.Гуськова за свои работы в ФИБе получили Ленинскую премию. А эту премию никогда не давали просто так.
На «Маяке» в 1950-е годы было огромное количество профбольных. Чуть ли не 20—30 процентов. Хроническая лучевая болезнь, острая… Эта проблема была решена где-то к 1962 году.
И в 1962 году Г.Д.Байсоголов пришел к руководству и сказал: «Мне здесь делать нечего… Я здесь всё сделал!» Поэтому его отсюда и отпустили.
– А как решили проблему?
– В первую очередь, нашли причины. Если говорить по технологической цепочке, то на реакторном заводе у реакторов была плохая система водоснабжения, и урановые пенальчики в четырех-пятиметровых сборках спекались в так называемые «козлы». Этого «козла» высверливали при работающем реакторе. Чтобы время не терять. И получали повышенные дозы облучения.
Вторая беда поджидала, когда сборку доставали из реактора: бывало, что из-за несовершенства конструкции урановые блочки высыпались на пол. Как убирать? Подбежали ребятушки, ручками-ручками… Огромное количество было народу задействовано, много и получили. В бассейне охлаждения вместо того, чтобы сборки по полгода выдерживать, держали месяц, короткоживущие радионуклиды не успевали распасться, продукт поступал на радиохимический завод – все облучались.
Ученые ФИБа выступили как индикатор. Приходили и говорили: «У вас тут проблема, которая приводит к заболеваниям и гибели людей. Давайте что-то немедленно исправлять».