Да, что там.
Почти сразу, как она 4 августа 2013 года вышла из автобуса, выволокла следом огромный бирюзовый чемодан на колесах в половину ее собственного роста (взяла с собой вещи на все случаи жизни, еще не зная, что лишь малая толика из них пригодится, а остальное будет еще долго, около месяца, храниться в бюро находок отеля.), зашла к себе в номер, приняла душ и сидя на террасе, выходящей на тихий зеленый дворик, позвонила единственному фигуранту по делу, о котором она взялась написать статью.
Ивонн Шнайдер, за которой, (как сама она знала, и конечно гордилась этим) закрепилась репутация прагматичной и напористой мадам, сделала данный звонок во всеоружии, сверяясь с планом в молескиновском блокноте. И ничто (она знала это, как никто другой) не могло этих планов нарушить.
Следующим пунктом она поедет в Центральную Нуабельскую Библиотеку, а именно в газетный архив, о чем договорилась еще неделю назад. Бронь кабинки для индивидуальной работы ей подтвердил (после того, как она назвала свое имя) лично директор библиотеки.
Затем будет обед в "Свароге", старейшем ресторане Нуабеля, помещением для котрого служила ниша в пятнадцатиметровой стене вокруг замка, построенного ни много ни мало полторы тысячи лет назад.
Вечером обязательный поход в тренажерный зал в цокольном этаже "Нуабель Инн" и сауна (куда ж без нее), но перед тем – прогулка в Ценральном парке и, если повезет, спонтанное интервью у трех-пяти старожил, чей возраст наивысшей активности (двадцать пять – тридцать пять лет) пришелся на восемдесят шестой год двадцатого века. Тот самый год, когда случилась вся эта мерзость.
Ну и, как эпилог первого дня, приватный разговор с начальником Нуабельской полиции, чья репутация инквизитора "за преступления на сексуальной почве" даже не требовала консультации у психотерапевта. "Рыльце в пушку", вот первые слова, которые вспыхнули в голове, словно неоновая реклама, когда Ивонн навела о нем справки. И сосем не удивительно то, с каким скрипом он согласился на интервью.
Однако, как говорят порой опытные и не слишком оптимистичные люди, и на старуху бывает проруха. Ивонн Шнайдер выполнила первый пункт плана, а затем…
да, да…
Что-то пошло не так.
Ни о какой терминологии не может идти речи, когда тело тридцатилетней, активной и, надо сказать, привлекательно женщины, дрожало каждой своей клеточкой словно от текущих по телу слабых электрических токов, а голоса разных и чаще незнакомых людей без конца твердили, шептали, кричали (и эти последние крики казались ей самыми издевательскими, доносившимися словно от толпы пьяных придурков) ей о том, что прекратить это ужасное состояние она сможет лишь сделав какую-нибудь глупость: выйти например на людную улицу и раздеться догола, снять свой темно-серый в полосочку безупречно отглаженный брючной костюм, белоснежную блузку, ну и в общем все, что на ней было, засунуть в первый попавшийся мусорный бак и пройтись в таком виде вокруг отлеля. И это не самое пугающее, что они от нее хотели.
За свою карьеру, почти десять лет, Ивонн взяла столько интервью и прочитала столько книг, что это состояние перестало бы ее пугать, как только она взялась бы его обьяснить. И она могла бы. Проблема оказалась в том, что по каким то неизвестным причинам у нее вдруг отключилась та самая, критическая, здравомыслящая часть натуры, делавшая ее той, кем она была, той, за что некоторые ее любили, кто-то ненавидел, но многие все же побаивались. Любящие в глаза называли ее целеустремленной, ненавидящие стервой (о чем она тоже знала), те же кто боялся Ивонн, говорили о ней как о гусеничном тракторе, который не просто движется – он прокладывает свой путь подминая и круша своим весом каждого, кто попадется на пути.
Ивонн Шнайдер догадывалась, но мысль с правильным ответом все ускользала, как маринованый гриб на пустой тарелке, (который, детка, тебе не поймать) – "что-то пошло не так" после вот этого простого телефонного разговора утром 4 августа 2013 года. Однако логики здесь не было никакой и, как не прискорбно осознавать, привычка доводить начатое до конца сыграет с Ивонн грустную шутку…
Глава 2
Симптомы умопомешательства не исчерпывались бессоницей и голосами. У Ивонн начались провалы в памяти…
***
…И сейчас, в лобби-баре отеля "Нуабель Инн", с авторучкой Монблан, застывшей над раскрытым исписанным блокнотом, она (слава богу, что все это записано) не помнит практически ничего, начиная с того злосчастного телефонного разговора. Никаких деталей, только обрывочные фрагменты, подобные вспышкам в сознании…
***
Встречу ей назначили четвертого, вечером. Она положила трубку. Сквозь нарастающий туман в голове, напоминающий дымовую завесу, которая во время концертов вдруг и как-то некстати начинает бить клубами и заволакивать сцену, Ивонн попыталась вспомнить, зачем вообще сюда приехала.
Голос в трубке, сразу после того, как она объяснила суть дела, стал вдруг низким и бархатистым. И звучал он будто внутри головы. Вроде бы начальник нуабельской полиции сразу согласился и вроде бы без промедления