– О том, Михайло, уж мне ли не знать тебя? Но… твои дела, это твои дела. Твою Алену с Петрушей надобно домой отправить. Чужбина есть чужбина, тут свободным никогда не почувствуешь себя.
– О том был разговор с Афанасием Федоровичем.
– И что порешили?
– Узнаешь, Осип, вечером и узнаешь.
– Чего сам не молвишь?
– У нас еще будет время поговорить.
– Надолго тут?
– С рассвета завтра поеду в Кафу, но вернусь.
– Не понял? Чего мотаться туда-сюда?
– И про то узнаешь.
Дьяк Агапов позвал всех в домовую церковь. Там собрались все – от посла Нагого до холопов. Помолились. Потом направились в трапезную, где ожидал обед, но тут уже расселись по отдельности – посол и его помощник с посланниками, стрельцы и прислуга.
Пообедав, разошлись, по старой русской традиции, по покоям на дневной сон.
А как проснулись, уже и вечер подступил.
После ужина Тугай имел разговор с окольничим Нагим. Затем прошел в покои, отведенные Бордаку, и с ходу спросил:
– Чего ж ты, Михайло, не сказал, что Алена с сыном поедет со мной на Москву?
– Хотел сначала убедиться, что посол не изменил решения.
Тугай присел рядом с Бордаком:
– Ну, до Москвы мы твоих Алену и Петрушу довезем, а там куда? Она же вроде как из-под Брянска?
– Нету у нее никого ни в Брянске, ни в селе, ни на Москве. На мое подворье и отвезешь. Там Герасим с женой Марфой пока всем заправляют, хотя и заправлять-то особо нечем, им передай Алену с сыном и мой наказ, чтобы жили, как хозяева, а Герасим с Марфой помогали всем, чем могут.
– Добре, сделаем. Правильно ты решил. Бабы должны с мужиками жить. И мужики с бабами. Ныне, когда война, одиноких вельми много. Так не должно быть. Да и пошто тебе не венчаться с Аленой? Хотя… – Тугай выставил перед собой ладони: – Молчу, молчу!
Переговорив с гонцом, Бордак лег спать.
На рассвете он покинул селение. На этот раз Михайло не особо жалел молодого скакуна, в то же время и не загонял его. Он знал, как обращаться с конями. На обратную дорогу у него ушло два дня. Даже меньше, потому как в Кафу он въехал, когда муэдзин с минарета созывал правоверных на вечернюю молитву. Вернулся тем же путем, что и выезжал. Подъехал к задам подворья Ризвана, спешился и повел коня через сад. Алена в это время выносила ведро, увидела своего спасителя, вздрогнула от неожиданности и уронила ведро.
– О, господи, Михайло! Испужал до смерти!
Бордак, проводя мимо коня, сказал ей:
– Ты вот что, Алена, как помоюсь да перекушу, поговорим.
– О чем? – встревожилась она.
– Для тебя, да и для меня о хорошем, не волнуйся. Петруша спит, поди?
– Нет еще. Сын Ризвана, Хусам, ему тряпичную игрушку принес, играется у хаты.
– Хусам, говоришь?
– Да, а что?
– Тебе он, поди, тоже подарок сделал?
– Нет, Михайло, с чего ты взял?
– А что? Он молод, ты молода…
– Вот