«Ну точно ясновидящая».
– Так это я на тебя порчу наводила, – хмыкнула она. – По фото. Что уж не узнать-то.
Все было просто. Данила присел напротив, разглядывая ее исподлобья. Не немка. По одной ее раскатистой «Р» было понятно.
«Наша, что ли?» – мельком пронеслось в голове.
– Тогда вам придется снимать, – наконец сказал он. – Мне так не нравится жить.
– Мало ли что тебе не нравится. – И она пыхнула сигареткой. – Ты это заслужил. Девочки тяжело переживают такие вещи. Я Милу понимаю по-женски.
– Но вы работаете за деньги. Я заплачу вам, и вы снимете.
Кларисса устало посмотрела на него. Данила вдруг живо увидел, что, несмотря на ее старания себя омолодить, борьба со старостью дается тяжело. Это выражалось не только во внешности, но и в некой внутренней слабости. Ему показалось, что он смотрит на прогнившее дерево, откуда лезут жучки, мокрицы и личинки. Дерево – труха. Кларисса усыхала.
Но не ее дух.
– Это не сниму принципиально, прости, – пожала она плечами. – Ходи и мучайся. Могу успокоить, что, если имеешь силу воли, порча со временем отсохнет или же станет сильнее и отнимет у тебя все, что любишь.
– У меня и так ничего нет, в том числе и силы воли.
– Тогда чего париться? – хохотнула она, не отводя своих пугающих глаз. – Бестолковый ты парень, и жизнь твоя бестолковая. Проживешь до старости, но будешь впустую маяться и ходить по кругу, ничего до конца не доведешь. И после смерти никто о тебе не вспомнит.
Данила отодвинулся от нее, пораженный неприятной глубиной ее слов: этого ему не хотелось бы знать.
– Кларисса, вы – умная женщина, – пока сдержанно сказал он. – Но почему считаете, что у вас есть право решать за других?
– А-а-а… – протянула она, – так ты из тех, кто думает, что миром все-таки правит справедливость. Ясно. Слушай. Нет справедливости. Каждый делает что хочет. А я помогаю людям импровизировать. Если думаешь, что я неправа, вряд ли будешь прав сам.
Ее странная речь не показалась ему вдохновляющей. Но терять действительно было нечего, кроме достоинства, которое и так втоптали в грязь.
Он уселся в кресле поудобнее и сказал:
– Я отсюда не уйду. Буду сидеть тут, пока вы не снимете свое дерьмище.
– Ну, это мы еще посмотрим, – невнятно сказала она, давя сигарету в пепельнице. – Ру-у-ут! Иди сюда.
Раздался шорох шагов, и в комнату лениво зашла та самая девушка, что его впустила. Она выглядела отстраненной и равнодушной.
«Значит, Рут», – не к месту подумал он.
В ней было что-то от вышибалы. Не в комплекции, а в какой-то угрожающей манере двигаться.
– Выведи этого сосунка, – велела Кларисса. – У меня еще два приема сегодня.
Это было даже комично. Данила со смешком взглянул на эту Рут и спросил:
– Ты, что ли, ее секьюрити?
– Приходится иногда, – дружелюбно ответила она. – Встань лучше сам.
– Да пошли вы обе! – хохотнул Данила. – Ты, ведьма, ответишь за все свои пакости.