Борис мигом протрезвел, вскрикнул, кинулся вперед. Он ничего не видел, он ослеп от ненависти, он вцепился в этого первобытного дикаря, в этого зверя – и стал бить его, молотить кулаками, не пытаясь даже прикрыться. На помощь парню подбежал еще один, тоже пьяный, в распахнутой телогрейке, из-под которой виднелась тельняшка. Матрос с Кометы, – быстро подумал Борис, но улыбнуться не успел. Матрос ударил его в живот. Борис задохнулся, согнулся и с выпученными глазами упал на колени. Но успел увидеть, как того парня, который в тельняшке, ударил Амир. Он всех их быстро раскидал. Как шкодливых котят. А сам остался целехонек. Трезвый боксер страшнее пулемета. Борис вскочил и снова кинулся в драку. Выхватил из кармана куртки китайский фонарь и стал лупить врагов этим оружием, а когда один из парней упал, стал пинать его в бок и в живот. Хватит, перестань, кричал Мишка. А Борька хрипел, плевался, не давая упавшему встать, и все пинал его, пинал, пинал, пинал.
– Эй, ты что, пикадор? Озверел? – оттащил его в сторону Амир.
– Пусти!
– Да хватит уже… Перестань! Хорошего помаленьку. Пошли!
Борис поплелся к выходу.
Эллочка плакала. Мишка, краснея, что-то ей бормотал. Лишь один Арсенька был весел и невозмутим.
Борис лежал на крыльце общежития. Его только что вырвало. Он был грязен и пьян.
На крыльцо вышел Амир. Он стащил Бориса с крыльца, прислонил его к бочке с дождевой водой, потом приподнял – и окунул лицом в бочку.
– Ты чего? – вскричал Борис. – Я же захлебнусь!
– Протрезвей, пикадор. Заодно и умойся. Да не дергайся, кому говорю! – И он с силой окунул его в бочку еще несколько раз. – Вот так! И вот так! Ну а теперь можно и баиньки… Держись за меня!
Амир с Борисом работали на зерносушилке. Борис кочегаром, Амир вершником. Кочегар – понятно, а что такое вершник? Сидит наверху, следит за ремнями, разгребает в бункере зерно, когда бункер наполнится. Короче – работа нетрудная, странно даже, что Амир согласился на такую работу. Тут и платят гроши. Самое подходящее место для кого-нибудь вроде Арсеньки. Но так уж вышло. "Еще день тут проторчу, – думает Амир, – а потом попрошусь на зерно, машины разгружать. Надо денежки зарабатывать, на стипендию-то одну не прожить, а у матери кроме меня еще трое…"
Ремни крутятся, не слетают. Как только наполняется бункер, снизу подходит машина. Бункер открывают, зерно высыпается в кузов машины, бункер закрывается – и все дела. Работа – не бей лежачего. Только в конце смены нужно подмести, навести порядок на рабочем месте.
Амир сидит на верхней ступеньке трапа, ведущего в бункер. Задумался, ноги свесил. Достал из кармана письмо, в который уж раз перечитывает.
"Милый, ты без меня соскучился?
Или надо говорить – обо мне? Ты соскучился обо мне, без меня, по мне? Милый, милый. Я так рвусь к тебе! Это ведь глупо – стремиться из города в деревню. А я только об этом и мечтаю. Скорей бы снова – к тебе. Я уже почти совсем выздоровела, скоро приеду. Мама плачет,