Тильда говорит: «Не переживай из-за этого, пойдем на пикник, поедим торт». Я беру ее за руку, но в другой руке у меня остается череп, который я прижимаю к груди. Мама осматривает его и заворачивает в бумажную салфетку, говоря, что он, возможно, принадлежал ягненку и что это замечательная находка, она его когда-нибудь нарисует, но сперва его нужно как следует помыть, и я смогу отнести его в школу, чтобы поставить на стенд по природоведению, если захочу. Я вытягиваю руки, а мама льет на них сверху воду из пластиковой бутылки, а потом вытирает юбкой. Остальные дети стоят вокруг, смотрят, потом все поют «С днем рождения тебя». Я лежу на спине, моя голова у мамы на коленях, смотрю на Тильду, которая стоит, широко расставив ноги и подняв лицо к небу. Она тоже поет, хотя это и ее день рождения, а солнце светит сквозь ее волосы, из-за чего они сияют, как нимб. Тильда плюхается на колени, я привстаю, и мы сидим рядом, задувая свечи.
Следующий день – это понедельник, а значит – школа. Я приношу череп, завернутый в пакет, мы рисуем то, как мы провели выходные, и мисс Парфитт, наша классная руководительница, заглядывает мне через плечо и говорит: «Любопытно, Калли, выразительно!» Я объясняю, что вся эта мазня – это куст и скелет. Потом она рассматривает рисунок Тильды, где изображены торт ко дню рождения и желтый паук на небе, который обозначает солнце, и рассеянно комментирует: «Как мило». Мой рисунок темный, как мои волосы, а рисунок Тильды золотой – как ее.
Мисс Парфитт – моя любимая учительница. Она кладет череп в центр стенда по природоведению, как будто это самый ценный экспонат. Он таким и является, уж получше старого потрескавшегося птичьего гнезда и охапок высохших листьев и совершенно точно лучше яичных скорлупок с волосами, сделанными из салата, и нарисованными лицами. Я горда собой.
Но две недели спустя череп исчезает со стенда, и я рыдаю в классе, а мисс Парфитт стоит, скрестив руки, и строго говорит: «Тот, кто взял овечий череп, должен положить его обратно, тогда ему за это ничего не будет». Шли дни, но ничего не менялось.
Я могу думать только об этом. Мама и Тильда знают, насколько я расстроена, я ведь присматривала за черепом в память о погибшем ягненке и его матери. Чтобы приободрить меня, однажды после работы мама рисует череп, и мне приходится притворяться, что картина мне нравится, но цвета слишком яркие, картине не хватает мягкости. А ночью, когда мы с Тильдой лежим в кроватях, я говорю ей, что главный подозреваемый – это Прешес, потому что ей не нравится череп и ей не нравлюсь я. Тильда отвечает, что с удовольствием врежет по зубам этой зарвавшейся девчонке, которая просто хочет привлечь внимание, и что ей пора преподать урок.
– А