Инга всегда боялась встречаться глазами с людьми, которые хоронят близких. Боялась увидеть их потерянными, раздавленными; боялась, вдруг они неправильно поймут ее взгляд, обращенный к ним. Боялась, что усмотрят в нем то самое неприятное и дешевое любопытство.
И самое страшное – увидеть того, кого хоронят. Такого раньше близкого и знакомого и уже совсем далекого, совсем не с нами.
В тот день они прощались с Верой. Как, почему? Почему она? Они только знали, что Вера заболела. А что, чем, почему? Степанов не говорил. Потом она слегла. Игорь Федорович практически перестал появляться, объясняя: «Веру оставить уже не могу, уход за женой должен быть постоянный». Сегодня у него трудный день. Как он его выдержит? Пока молодец, а вот и Миша. И тоже в выглаженном костюме, и тоже, как и папа, собранный до предела. Инга переводила взгляд с одного пришедшего на другого. Она многих знала по ежегодным дням рождения, которые широко отмечал Игорь Федорович. Понятное дело, врач-уролог.
Среди пришедших бросился в глаза постоянный тамада тех праздников. За глаза Инга называла его Путешественник. Рубашка, естественно, от «Burberry», но на сей раз черного цвета. Совершенно потерянная Верина подружка. Все женщины как будто разом постарели. Или это черная одежда? Видно, что не все нашли то, что подошло бы к случаю, и надели первое попавшееся из шкафа, лишь бы черного цвета. Не всем черное к лицу. Но, к сожалению, пришло уже то время, когда в своем гардеробе надо иметь что-то соответствующее этому скорбному ритуалу.
С Верой они познакомились на дне рождении Степанова. Глеб к тому времени уже открыл свой бизнес, оброс связями и нужными людьми. Общение, встречи, больше для дела, для пользы.
– И как вы только живете, – часто сокрушалась Ксения Рудольфовна. – Вот вроде в ресторан идете. Только зачем? Поесть? Потанцевать? Нет! Обсудить какой-то там проект. Заглянуть в глаза, почувствовать клиента, хлопнуть по рукам. Глеб, как там у тебя еще?
– Все совершенно верно вы запомнили, Ксения Рудольфовна. Причем как раз в этой последовательности. Сначала заглянуть в глаза, а если в тех глазах не почувствую подвоха, то хлопнуть по рукам. А танцевать там и некогда, и не с кем. Разве Инга танцует?
– Батюшки! Дочь! Он никогда не видел, как ты танцуешь? Да у нас все