Лаборатория досталась мне по наследству от отца, академика АН Российска. Тут он до самой смерти экспериментировал с напитками для родственников. Теперь я здесь экспериментирую; здесь я думаю и создаю мои теории и пытаюсь их проверить в опытах. Лаборатория нужна. Она такой же необходимый объект в доме образованного, интеллигентного человека, как корова во дворе у крестьянина.
Я заварила чай и задумалась, мысли вернулись и уставились на меня. Что прикажу? Какую великую задачу решить? Я махнула рукой и они ушли. Я пила чай и почему-то стало грустно, я вспомнила, как мы пили чай дома, когда живы были родители, было дружно и весело, я чувствовала, что меня любят, я чувствовала тепло их взглядов и забот. Мне прочили большое будущее. Но родители рано ушли их жизни; им не довелось увидеть, кем я стала…
Я живу одна, но от одиночества не страдаю. Мне интересно самой с собой, я не нуждаюсь ни в общении, ни в советах, которые обычно щедро раздают подруги. И к мужчинам я избирательна и щепетильна, скорее к ним холодна, чем падка на них. Поэтому у меня нет ни подруг, ни друзей, ни мужчин, – все на уровне знакомых, коллег, сотрудников, соратников, единомышленников, врагов, клиентов. Этим кругом довольствуюсь, в этом кругу вращаюсь. Одеваюсь сама, думаю сама, решаю сама, одариваю себя сама, раздеваюсь сама…
Мое становление
Никто меня при сотворении не спрашивал, какой мне хочется быть! Что бог дал, как он меня проиллюстрировал в книге жизни, то я имею, с тем и живу, тем и довольствуюсь. Как я могу упрекнуть Творца, что он отнесся к своей работе спустя рукава, не убрал лишнее, не добавил необходимого?! Но что такое лишнее? Или несовершенное? Или неудачное? Я вся, какая есть, сложена, как бесконечная матрешка, из моих предков; на мне кругом – печати, подписи, заветы, пределы, афоризмы, достижения моих дедов и прадедов, их неудачи и ошибки, их болезни и стремления, их характеры и нравы. Она сделали что могли. Это был их вклад в мою натуру. Теперь была моя очередь улучшить наш род!
В свои 13 лет я считалась у сверстников непонятным типом. Но что во мне было не понятного? Я, как и они, ходила в школу, жила с родителями, была одна в семье, одевалась не более вызывающе, чем остальные, не привлекалась в полицию, не подрывала устои, не грабила, не курила и потому не просила сигарет у прохожих, вино избегала, читала запоем книги.
Но на самом деле слишком мало общего было между мной и сверстниками, больше было различий. Вот различия и делают одного в глазах другого то ли странным, то ли баламутом, то ли больным типом.
Десятый «А», в котором я, 13 летняя, училась вместе с 16 летними подростками,