Фелиция была фотомоделью, главное лицо небольшой косметической фирмы, в которой работал мой отец. Так они познакомились, а через два года поженились. Спустя ещё год мама забеременела мною и ушла в декрет, после чего фирма отказалась продлевать с ней контракт, ссылаясь на возраст. (Когда мама забеременела мною, ей было тридцать). После этого Фелиции перестали предлагать контракты. Так мама осталась без работы, но со старыми связями. Из-за злобы на фирму, которой она отдала лучшие годы своей жизни и которая так просто вышвырнула её, мама вынудила отца уволиться оттуда, после чего начались проблемы с деньгами.
В целом, я могу уверенно сказать, что вырастил меня отец. Моя мать была заядлой тусовщицей и часто пропадала на вечеринках. Мне редко приходилось видеть её рядом с собой, когда нас навещали гости, мне нужно было называть её Фелицией. Лишь по ночам, когда все мы спали, а она возвращалась с очередной вечеринки, у нас получалось встретиться. Мама приходила в мою комнату, садилась мне на кровать и нежно касалась моего лба. От неё всегда пахло густым, тяжёлым запахом табака и спиртного, вперемешку с дорогими французскими духами. Только тогда она спрашивала как мои дела, как я себя чувствую, или как прошел день. Отвлеченная ото сна я отвечала коротко, и разговор имел мало смысла, превращаясь каждую ночь в усталую заезженную пластинку с однообразными ответами и вопросами.
Даже сейчас, когда прошло уже четыре года, как мы последний раз виделись, единственное, что напоминает мне о ней – это отражение в зеркале. И если кто-нибудь спросит меня: "За что вы любите свою маму?" Я не смогу ответить. Наверное, мне должно быть стыдно признаться, но за эти четыре трудных года выживания в одиночестве, я ни разу не вспомнила о её существовании. Вру, конечно… для института культуры мне приходилось вспоминать, что она где-то есть. Подделывать росписи для деканата и что греха таить, нанимать актёра для оформления договора обучения.
Но сейчас мне и это не нужно. Мне двадцать один год и время, когда нельзя обойтись без её опеки прошло.
Иногда я спрашиваю себя, думает ли она обо мне? Или может давно решила, что я подохла от голода под мостом и мое тело захоронили, не сумев опознать личность?
Неважно…
Нужно собираться на эту чёртову встречу, и не следует мне опаздывать, иначе Света будет грызть меня сильнее собственной