В учебном полку были разные люди. Много таких же первокурсников, как Володя, которые воображали, что их сразу же пошлют на передовую. Были и люди постарше. Всех собрали в клубе. Володя подошел к репродуктору и включил его. Передавали какой-то марш. Хмурый командир с одной шпалой на петлицах преспокойно вытащил штепсельную вилку из розетки, смерив неодобрительным взглядом узкоплечего, худощавого паренька с чуть припухлыми губами и круглым подбородком. На его лице не было еще ни одной морщинки. Светлые глаза сердито смотрели на командира. «Ничего, обтешешься!» – подумал капитан.
– Как ваша фамилия? – спросил он.
– Моя? Сомин.
Сомин стоял перед капитаном, заложив за спину тонкие руки. На щеках у него выступил румянец. Густые брови насупились.
– Учтите себе, красноармеец Сомин, с этой минуты ничего здесь не делается без разрешения. Ясно?
Этот урок красноармейцу Сомину пришлось повторять еще не раз, но в общем в учебном полку ему понравилось. Он легко вскакивал в пять часов по окрику «Подъем!» и бежал в трусах на зарядку. Строевая, матчасть, стрелковая подготовка, уставы… Кажется, он неплохо усвоил за три месяца эту науку. Во всяком случае, разбирался не хуже сержанта, командира отделения. Черт бы его побрал! Тупой попался парень, и чем не понравился ему Володя с первого дня? Наряд за нарядом – то за нечищеные сапоги, то за опоздание в строй на четверть минуты.
«Ну да ладно! Сейчас я сам – сержант. Вот только орудие наше плохо изучили. Ни разу не пришлось выстрелить. Зато чистить и протирать – сколько угодно! А лейтенант успокаивал: «Попадете в часть – доучитесь». А где она, эта часть? Третью неделю валяюсь тут, на формировочном!»
Казарменный двор бурлил, как котел. Батареи формировались, получали матчасть и отправлялись на фронт, а оттуда прибывали оборванные, одичавшие люди, которые рассказывали невероятные истории: «Немцы прут! Ничто их не может сдержать. У них много танков. Наши пушки не пробивают их броню».
Такие разговоры приходилось слышать ежедневно, лежа на голых нарах в темной казарме или стоя в тесноте где-нибудь в коридоре, ожидая очереди в столовую. Кормили два раза в день, потому что кухня не поспевала. Времени свободного – хоть отбавляй. Валяйся на нарах от подъема до отбоя. В город не отпускали, но на тех, кто отлучался, смотрели сквозь пальцы. Лишь бы явился к вечерней поверке. Можно вдосталь походить по Москве.
«…A Москва становится все более хмурой. Без конца идут грузовики с солдатами, а сверху из окон падает на них черный снег. Это в учреждениях жгут архивы. Говорят, не сегодня завтра немцы ворвутся