Та, что сидела рядом с Ивгой, женщина в теплом свитере, кричала, и ее голос ввинчивался в уши, нанизывая на себя, как на вертел. Отшатнувшись в сторону, Ивга почти упала на мосластого парня.
Бескровное лицо, наконец-то вынырнувшее из серого воротника, было перекошено ужасом; изможденные руки, которыми женщина пыталась заслониться, казались когтистыми птичьими лапами:
– Н-нет… Не…
Двое, выступившие из-за спины сухощавого, уже тащили упирающуюся женщину к выходу; вслед за ними по обмершему, парализованному криком автобусу полз шепоток: навка… нава… навь… навка…
Сухощавый помедлил. Снова искоса взглянул на Ивгу, провел пальцем по губе, словно стирая прилипшую крошку. Постоял, будто раздумывая, – и двинулся к выходу. «Навка… здесь… в автобусе… навка», – бормотали возбужденные, слегка охрипшие голоса.
В двери чугайстер обернулся:
– Наша служба благодарит вас за искреннее содействие, проявленное при задержании особо опасного существа, именуемого навью. Счастливого пути…
Не желая смотреть, Ивга все же повернула голову и взглянула в окно.
Та, что еще недавно сидела с ней рядом, все еще кричала, только крик стал глуше, и толстое автобусное стекло смогло почти полностью его поглотить. Навка стояла на коленях, на обочине, и неестественно огромные глаза были подернуты пеленой ужаса. Широко разевался рот; Ивге казалось, что она слышит, как вместе с криком вылетают слова бессвязной мольбы.
Сухощавый и двое его сотрудников неторопливо окружили навку, сделав ее центром равностороннего треугольника; их выброшенные в стороны руки на мгновение соприкоснулись – будто чугайстеры собрались завести вокруг своей жертвы хоровод. Навка закричала с новой силой – в этот момент автобус тронулся.
За окном плыли деревья и отдаленные покатые крыши; через несколько минут Ивга поняла, что сидит, навалившись всем телом на мосластого парня, и тот не решается ее отстранить.
В автобусе говорили все разом; плакал ребенок. Кто-то громко бранился вслух, кто-то хихикал, кто-то смеялся; большинство возмущались. Что навок стало слишком много. Что служба «Чугайстер» ловит их слишком медленно. Что отлов навок в общественных местах безнравственен, все равно что отстрел бродячих собак на детской площадке. Что власти бездействуют, налоги идут в никуда, и город вот-вот захлебнется в нечисти: навки, да вот еще ведьмы…
– Простите, – сказала Ивга мосластому парню. Парень глупо улыбнулся.
Кресло справа от Ивги пустовало; над ним на багажной полке покачивался аккуратный полиэтиленовый пакет. Его хозяйки сейчас наверняка нет в живых.
Впрочем, ее нет в живых уже достаточно давно. Навку нельзя убить – она и без того мертва; навку можно лишь выпотрошить, уничтожить, и чугайстеры знают в этом толк…
Ивга видела. Однажды. Чугайстеры не смущаются ничьим присутствием и не боятся никаких свидетелей; в их откровенности есть что-то непристойное. Обычно