Сквозь раннее, почти безлюдное утро шла девочка в вытянутой кофте, из-под которой выглядывало синее платье, похожее на школьную форму. Следом громыхала по асфальту ее яркая тележка.
– Горячие бутерброды, – сообщила девочка, хотя тележка была пуста и безжизненна.
Ивга облизала губы. Гвоздь в затылке ввинтился глубже.
– На вокзале больше не ночуй. – Девочка зачем-то потрогала переносицу, и Ивга вдруг поняла, что ей не четырнадцать лет, а гораздо больше. – На тебя уже положили глаз… Нехорошие люди.
Ивга молчала, не опуская взгляда.
– Нехорошие люди делают нехорошее дело, бездомная девчонка – товар, который пропадает даром. – Продавщица бутербродов усмехнулась краешком рта. – На вокзал не ходи.
Ивге сделалось страшно. Девчонка молчала и ухмылялась, и в глазах ее стоял готовый ответ на еще не заданный вопрос: ты знаешь, кто я. Потому что знаешь, кто ты сама. Вот и подумай…
Ведьма, матерая ведьма смотрела на Ивгу из тщедушного тела школьницы. По Ивгиной спине продрал мороз; чтобы побороть страх, она вообразила свою собеседницу на уроке математики. У доски, со щербатым мелком в тонкой руке, с серьезно закушенной губой…
Девочка, кажется, удивилась:
– Что смешного?..
– Ничего, – сказала Ивга, поспешно отводя глаза.
Девочка покатала взад-вперед свою тележку:
– Пойдешь со мной?
– Нет. – Ивга поднялась, почувствовав, какой тяжелой сделалась вдруг сумка. Разозлилась на собственную робость и добавила: – Я предпочитаю гетеросексуальные связи.
Гвоздь, угнездившийся в затылке, дернулся и заныл сильнее; вскинув сумку на плечо, Ивга быстро зашагала прочь, но слова, брошенные вслед, все равно догнали ее и больно ударили в спину:
– Тебе не из чего выбирать, дура. Хуже будет, если тебя сожгут безвинно.
Приступ паники прошел, оставив слабость в коленках и противный привкус во рту; Ивга села в трамвай и проехала два кольца, покуда кондуктор не стал на нее подозрительно коситься.
Говорят, что всякая ведьма боится инициации, как всякая девственница боится первой брачной ночи. Ивга не знала, так ли это; с девственностью она рассталась играючи – ей все казалось, что они с Назаром балуются. Но вот при мысли о возможной инициации ее охватывал животный страх, ей казалось, что она стоит на краю пропасти, что зубчатый край ее – грань, из-за которой не возвращаются. Что человек и собака похожи больше, нежели человек и ведьма…
В кошмарных снах ей виделось, как она в длинном черном одеянии нависает над раскрытой старой книгой. Как она идет по узкой извилистой дороге, одна из множества в жутком, завораживающем шествии; в конце концов, как она голая летит на помеле и на заду у нее – маленький хвост. Но стоило проснуться, стоило ощутить рядом с собой теплого, расслабленного Назара…
Ивга очнулась. Прямо перед ее глазами помещался новенький телефон-автомат – серый, с одной только длинной и глубокой царапиной.