Через несколько дней Каховского провели в полутемную комнату, напоминающую имперскую библиотеку – она была сплошь уставлена книжными шкафами. Пьер огляделся: книги были повсюду, они громоздились не только в шкафах, но и на большом дубовом столе и даже возвышались стопками на полу. Лишь одна стена была свободной от книг – на ней красовался монументальный портрет дамы в полный рост, властный взгляд которой казался несколько знакомым. Тут же полыхал камин, с неслыханной для августа щедростью отапливая и без того нехолодное помещение.
В кресле у камина сидел молодой мужчина, лет тридцати двух-трех. В одном жилете (полковничий мундир висел на спинке кресла), с распахнутым по-домашнему воротом сорочки. У его ног, прямо на полу, положив головку на его колени, примостилось нежное создание – прелестная девушка, юная и свежая, как цветок. Мужчина задумчиво перебирал ее густые локоны – сцена сия была будто вырезана из французского романа, но, тем не менее, казалась столь естественной и интимной, что заставила Каховского несколько стушеваться.
В любой другой момент красота девушки кольнула бы Пьера, но не сейчас. Сейчас его сердце было занято другой.
– Петр Григорьевич, неужто вы? – изумленно поднял брови мужчина, заметив гостя.
Он встал, быстро надел мундир – ряд крестов блеснул в свете камина. Чуть прихрамывая, прошел через комнату и с силой, невероятной для такого невысокого человека, пожал руку.
– Не ожидал вас увидеть здесь, в Васильеве. Помнится, в прошлую нашу встречу в Тульчине вы не предупреждали о том, что собираетесь навестить меня нынче. Знаете ли, я даже не планировал заезжать к родителям, и большая удача, что вы застали меня тут. Познакомьтесь – Софья Ивановна Пестель, моя милая сестрица (девушка склонилась в реверансе и зарделась). Софи, это Петр Григорьевич, он приехал ко мне по делам. Ты иди, солнце мое, иди, а мы с господином Каховским побеседуем.
Прелестное создание упорхнуло, оставив своим именем занозу в сердце Пьера – за те дни, пока он не видел «свою Софи», он успел соскучиться.
Темные глаза полковника Пестеля подозрительно сощурились, полные губы плотно сжались; опершись двумя руками на дубовый стол, он исподлобья взглянул на гостя. Тоном, от которого некоторых пробирает до костей, а некоторых – прошибает в пот, хозяин процедил:
– Любезнейший господин Каховский, вам не следует вздыхать столь двусмысленным образом. Смею предупредить – это нежное создание не по вашу душу.
Пьер судорожно глотнул – нельзя ссориться с таким серьезным человеком, как полковник Пестель.
– Что вы, Павел Иванович! Уверяю вас!.. Ни в коем случае! Просто ваша прелестная сестра напомнила мне о той, с кем я в разлуке… Ее тоже зовут Софией.
– О. Тогда прошу простить мою вспышку, – полковник указал ему на кресло, уселся сам, подал табакерку. Набивая длинный чубук, доверительно и более мягко произнес: – Знаете ли, Петр Григорьевич, Софи – единственная отдушина в этом сумрачном мире, которая держит меня в нем. И я… я желаю ей лишь