«Мне он кажется вполне готовым, – возражал полицейский. – Может, хотя бы попытаемся?»
«Рано». Девочка никогда не меняет тона, даже когда говорит с ним. Даже когда ей приходится разжевывать ему очевидные истины – например, как сломить волю человека.
Бывший полицейский не знает, где она этому научилась. Не знает он и того, каким образом она пережила казнь в Коробке и освободила его. Главное, что ей это удалось, и бывшему полицейскому остается только верить в нее. Повиноваться ей и надеяться на ее милосердие.
Девочка прижимает плоскогубцами левый мизинец связанного мужчины. Тот начинает мычать еще громче, невразумительно умоляя о пощаде. Девочка медленно качает головой.
– Рано, – говорит она, смыкает плоскогубцы и готовится к долгой ночи.
1
Мужик был конченым кретином, – одевался как кретин: брюки с отворотами и мокасины на босу ногу, – у него была кретинская, да вдобавок еще и загорелая физиономия, и, словно этого было мало, разговаривал он тоже как кретин. Данте Торре с трудом удержался, чтобы не сообщить кретину его диагноз, и с деланым энтузиазмом вошел за ним в портик университета Сапиенца. За внушительным фасадом ректората скрывались гораздо более древние корпуса, где размещались факультеты. Он задерживал дыхание, пока снова не оказался под открытым небом. Попав в центральный двор, он набрал полные легкие воздуха, и Кретин, также известный как доцент Франческо Дельи Уберти с кафедры новейшей истории, обернулся к нему:
– Все хорошо, господин Торре?
– Конечно. Так о чем вы говорили, профессор?
– Я говорил, что ребята будут счастливы с вами познакомиться.
К ним, смеясь и толкаясь, направлялась группа студентов. Данте повернулся боком к молодежи и вскинул руки, вовремя избежав столкновения. Из его папки на булыжную мостовую посыпались бумаги и ручки. Кретин нагнулся:
– Позвольте вам помочь.
Данте поспешно подобрал один из листков, пока тот не успел к нему прикоснуться.
– Не беспокойтесь, я сам.
– Что вы, это такие пустяки.
– Я сам, – не допускающим возражений тоном повторил Данте.
Кретин резко выпрямился:
– Простите.
Данте попытался улыбнуться.
– Просто у меня тут… как бы своя система, – на ходу придумал он. Господи, до чего ему было паршиво.
Всю ночь Данте проворочался, размышляя о предстоящей встрече, и каждые двадцать минут вставал то за кофе, то за таблетками, то за водкой, водой и сигаретами. Заснуть ему удалось только на рассвете. Во сне он шел по сужающейся пещере, пока свод не стал настолько низким, что двигаться дальше было невозможно, – в жизни он не осилил бы такой подвиг даже под транквилизаторами, – а повернув назад, обнаружил, что выход завален огромным валуном. В этот момент по пещере прокатился голос Отца, приказывающий Данте отрезать его больную руку. Он проснулся, и его вывернуло провонявшей спиртом