– У меня есть для тебя фото. – Я встал с кровати и подошел к рюкзаку. Перебрал фотки в конверте и достал изображение заснеженного проспекта. Она аккуратно взяла бумагу в руки, немного наклонила голову, косички посыпались с плеч.
– Я повешу ее здесь. – Она ткнула пальцем в стену напротив. Я ободряюще кивнул, и тогда она подошла к небольшому старому чемодану. Она присела перед ним и щелкнула застежками – доверху он был забит рамками всех цветов и размеров. Деревянные, пластиковые, разборные, клееные, со стеклами и без. Она выбрала самую тонкую из черного металла; рамка была с каким-то секретом, и она сразу смогла повесить фото на стену. Наверное, просто приклеила.
– Вот, смотри, – серьезно сказала она. Я подошел и обнял ее плечи.
– Будем пить еще?
Она поморщилась, повернула голову и посмотрела снизу вверх. Тогда я достал еще бутылку, мы сели на кровать и начали пить прямо из горлышка. Пена попадала в нос, мы смеялись и спорили, кто пьянеет быстрее. Допивали мы ее уже лежа под одеялом. Последний глоток я сделал, когда она тихо сопела у меня на плече. Я повернул голову к окну и смотрел, как передо мной плывет изображение собора.
Ночью я проснулся оттого, что кто-то барабанил ногой в дверь. Бубнящим голосом автор шума что-то говорил, а судя по тону – даже требовал, но художница и не пошевелилась. Я аккуратно снял ее голову с плеча и выполз из-под одеяла. Судя по голосу, это был Тюлень. Он никак не унимался, и я понял, что сейчас лучшее время для разговора. Я снял джинсы, майку, бросил вещи перед кроватью, достал кошелек и открыл дверь. Тюлень замер – я предстал перед ним в красных боксерах и с кошельком в руках.
– Идем на кухню поговорим, она спит. – Я оттеснил его плечом, развернулся к Тюленю спиной и прошел вперед. Его сбила эта инициатива, перед входом я обернулся – он, сгорбившись, послушно семенил за мной. Кухонька была небольшая, но уютная. Стол был застелен цветастой скатертью, в середине стояла полупустая бутылка, в тарелках – остатки селедки и хлеба. Я присел на краешек подоконника и сказал:
– Я снимаю свободную комнату.
– Тебе будет дорого. – Он развернулся спиной ко мне и подошел к мойке. Только сейчас я понял, что он пьян, и, чтоб набраться решимости постучать, он выпил полбутылки. Тюлень начал копошиться в грязной посуде.
– «Дорого» – это сколько? – выделив ключевое слово, уточнил я.
– Двести пятьдесят за одну эту комнату! – прошипел он. Это было и в самом деле дорого, Тюлень сказал так, рассчитывая на мой отказ. Но деньги были. Он копошился перед мойкой и смотрелся очень жалко.
– Идет! – сказал я и открыл кошелек. Тюлень застыл, будто хотел расслышать, как шелестят бумажки. Ему очень не хотелось, чтоб я жил здесь, и он хотел продаться подороже.
– Заплатишь за полгода вперед – живи! – Он повернулся ко мне. С его рук капала