Спины припекает, и тает всё кругом
Идёт, спешит уже, к нам летнее тепло
Кораблик разноцветный, бежит вслед за весной
Мальчишек увлекая, простенькой игрой
А шумные потоки несут их корабли
На краешек далёкий, большой нашей земли
«Порядочных людей с огнём не сыщешь…»
Порядочных людей с огнём не сыщешь
Одни маньяки с проходимцами вокруг
И ни с кого не спросишь и не взыщешь
Когда придёт пора – терпеть от гадких рук
Мне стыдно
Жаль мне убогих
головой людей
Которые вершат
других дела
Ведущихся, от этого
и с каждым днём наглей
Но, видимо,
кормушка неплоха
Мне стыдно
за таких людей
А, спорить с ними
бесполезная затея
Они напоминают мне
продавшихся …….
Всё более от наглости
хмелея
Жаль, что нельзя
покончить с торжеством их
Не веселят
а бесят нас, такие
Но, ведь безумьем
славится вся жизнь
Ребят, вербуя
на дела плохие…
Чарует осень
Осенняя тоска, сны дарит золотые
Из листьев осени и будущих надежд
Не пропустите их, пока вы молодые
А листьев золото подскажет вам сюжет
Вам не вернуть ушедшего июля
Тёплые ночи, аллей ночные фонари
Когда ты шёл хмельной, её целуя
Внутри сражённый, проказницей любви
Листва желтеет всюду в одночасье
Дожди льют меланхолией одной
Не уточнив, согласен, не согласен
Когда в ночи стоите под звездой
Чарует осень нас, хоть и тоску приносит
А лето бабье поторопит вас в любви
Так – тихо, тихо, чтобы не тревожить
Влюблённых где-то там вдали
Чарующей тоской, как сказкой околдует
Разбудит чувства незаметно для тебя
И затанцуют листья золотые
В бездонность жизни, тихо уходя
Лес обнажится в шорохах трескучих
Душа застынет, в грусти и тоске
В дожде души у ив плакучих
Рыдающих невдалеке
Безумие охватит всё вернуть хоть на мгновенье
Сладость ночей, глаза любимой наконец
Но ощущаешь лишь остервененье
От этой осени, надевшей свой чепец
Наши милые мамы
Эти строчки расскажут, о женщинах наших
Матерях, что растят нам элиту страны
Часто нам неизвестны имена даже ваши
И дела ваши добрые, что творите в тиши
Свой лучший подарок вы дарите людям
Отдаёте себя в ежедневном труде
Вас не видно в трудах, но, поверьте, вас любят
Всех живых и ушедших, в самой строгой судьбе
Череда