Могила в горах. Ханс Русенфельдт

Хинде вынудил их обоих вернуться мыслями к тому времени. Урсула, к своему удивлению, обнаружила, что злоба, которую она в течение многих лет питала, почти исчезла, заменившись чувством, больше всего напоминавшим печаль. Того мужчины, который предал ее, больше не существовало. Вернувшийся к ним Себастиан был кем-то другим. По-прежнему блистательный, эгоистичный, раздражающий, самоуверенный и невозможный во всех отношениях, он, казалось, был вынужден прилагать чуть больше усилий ради того, что раньше давалось ему без всякого труда. Когда она смотрела на него, стоящего возле холодильника, пока он еще не знал, что за ним наблюдают, босой, в боксерских трусах и футболке, он выглядел одиноким. Именно это слово первым пришло ей в голову.

      Одинокий.

      Огорченный или, во всяком случае, печальный.

      Почему, она не знала. Дело Хинде и личные привязки Себастиана к жертвам сильно на него подействовали, но прежний Себастиан довольно просто поднялся бы и пошел дальше. А этот нет. Теперь. Почему, она не знала. Он действительно сказал правду. Хранить тайны Себастиан умеет хорошо. По крайней мере, собственные. Она надеялась, что так он поступит и с чужими тайнами. С ее тайной.

      – От меня ушел Микке.

      Себастиан не удивился. Он догадывался, что это как-то связано с семьей, но думал, что речь идет о Бэлле. Никак не предполагал, что отношения с Микке могут подействовать на Урсулу так сильно. Микке иногда выпивал и слишком много работал над тем, что никогда не интересовало Урсулу. Если Себастиан правильно понимал ситуацию, кроме дочери, у них больше не имелось почти ничего общего. И, по его мнению, никогда не существовало. Их брак был для него загадкой.

      – Неужели тебя это действительно огорчает?

      Урсула посмотрела на него. Она толком не знала, что ожидала от него услышать, но не это.

      – Муж бросил меня после двадцати пяти лет ради другой женщины. Да, это довольно непросто…

      – Я не думал, что ты его любишь, – произнес Себастиан, откидываясь на спинку стула с колой в руке.

      Урсула поняла, что к объективности и желанной дистанции можно добавить «жестокую откровенность».

      – Я не хочу быть брошенной, – честно призналась она, в виде исключения оставив его реплику без комментариев.

      – Потому что ты предпочла бы сама его бросить? – Себастиан вглядывался в нее в полумраке. – Проблема не в том, что вы расходитесь, а в том, что он бросил тебя. Тебе бы хотелось решать самой?

      – Знаешь, забудь об этом, – вздохнула Урсула и положила ладони на стол, показывая, что разговор окончен. Она собирается идти спать. Себастиан наклонился вперед и накрыл ее руку своей.

      – Я не собирался иронизировать. Я вижу, что тебе тяжело, только не совсем понимаю, почему. Ты двадцать лет изменяла ему.

      – Двадцать лет назад, – поправила его Урсула.

      – Значит, то, что ты трахаешься с Торкелем, не считается?

      Урсула остолбенела. Откуда ему известно? Или он просто догадался? Она посмотрела ему в глаза.

      – Да, я знаю, и нет, он ничего не говорил, – сказал Себастиан. – По вам это видно.

      Из нее словно выпустили