На подозрении у философов состоят и практические возможности дедуктивных умозаключений, когда мысль следует от общих посылок к частным следствиям по логическим законам. Социолог Л.Г.Ионин, например, в одной из своих статей сравнивает возможности понимания, присущие повседневной деятельности, с особенностями познания экспертного, специализированного. Призыв и оригинальный почин сопоставлять познавательные возможности обыденной практики и науки выгодно отличают данную публикацию от груды философских работ, посвященных либо тому, либо другому типу знания. Тем не менее и для этого автора «первое /обыденное познание – С.Щ./ приблизительно, несистематично, основано на целом ряде неосознаваемых допущений. Второе /экспертиза – С.Щ./– точное и систематическое знание, основанное на эмпирическом изучении»2.
Допуская наличие у эксперта «богатого жизненного опыта», Л.Г.Ионин все же сводит его деятельность к применению научных знаний. Самостоятельное бытие развитого практического знания, его гносеологическая автономия, таким образом, в который раз если не отрицаются прямо, то замалчиваются. Уделом свойственного самим практикам понимания полагается им логический аргумент, который Ч. – С.Пирс назвал абдукцией – вывороченный наизнанку силлогизм, заключающий от следствия к посылке без достаточного основания /Как в перевранном гимназическом примере: «Все люди смертны. Сократ смертен. Следовательно, он человек»/. В итоге получается, будто бы лишь «экспертное знание методологично, т. е. оно строится в согласии как с принципами логики, так и с принципам специальной методологии той или иной области знания…»3 А знание практическое?
Едва ли не единственной работой, прямо посвященной обсуждаемой сейчас теме, в доступной нам философской литературе является статья В.П.Фофанова «О методе практического познания». В ней методология практики рассматривается на материале экономического сознания, непосредственно обслуживающего хозяйственную деятельность. Статью отличает новаторская для своего времени постановка вопроса, и ряд метких наблюдений над спецификой внетеоретических форм мысли. Однако конечные выводы автора вызывают возражения. Им, как и Л.Г.Иониным, утверждается, что, мол, практическое познание совершенно избавлено от рефлексии, не фиксирует своих условий, якобы «оно объективно лишено критерия определения истинности знаний, которыми располагает. В этом смысле возникновение иллюзий становится неизбежностью… По своей сущности оно является односторонним»4 и, договаривая сие размышление до конца, поверхностно-феноменологическим отражением действительности. Исключение делается В.П.Фофановым