Запах снега. Александра Евгеньевна Мойзых

удавалось. Все прочие самцы относились к нему дружелюбно. Все, кроме одного. И этот человек молчал.

      – Граф, ты когда начал ходить в лыжные походы? С рождения? – острил Виталик.

      Все смеялись, и как будто смеялись и скакали по стенкам жилища их тени. Смеялся и сам Граф, а когда все утихли, серьезно сказал:

      – В свой первый лыжный поход я пошел в 17 лет с Томилиным. И чуть не лишился пальцев. Пять минут на ветру чинил голыми руками сломанное крепление.

      – И что было дальше? – спросила девочка.

      – Да я уже не помню подробностей… – вздохнул Граф. – Помню, что трудно было перебинтованными руками кружку держать, когда в поезде на обратном пути трое суток квасили с нефтяниками спирт с вареньем. Дома мама даже разбинтовывать не стала, сразу отправила в травмпункт. Врач разбинтовал, а там уже гангрена, кончики пальцев черные.

      Среди прочих звуков – смеха, шевеления, гудения печки, послышалось шуршание бумаги.

      – Вот смотрите, – сказал Граф, – мы идем вверх по реке Тихой. Впереди – гора Самандзига.

      – Господи, язык сломаешь!

      – Самандзига по-удэгейски – шаман, – вставил слово тонкий мальчишеский голос.

      – Я смотрю, ты подготовился, – то ли покровительственно, то ли насмешливо произнес голос постарше. Это Виталик.

      – Самандзига – высшая точка цирка⁴, где ни один перевал еще не пройден, – продолжал Граф, туда мы и направляемся.

      – А где наш перевал? – спросила девочка.

      – Вот. Это перевал ведет в цирк. Есть его фото 67-го года. На вид – 1Б. Подъем из леса по ущелью, на границе зоны леса открытый склон. Затем до перевального взлета по кулуару, а там – непонятно. Может, скальный взлет, может, проход найдем по осыпи, в действительности может быть все, что угодно.

      – А дальше? – спросил мальчик.

      – Дальше – неизвестность… – вдохновенно и немного с усмешкой ответил Граф.

      – Где ты взял эти чудо-хребтовки⁵? – прогудел вместе с печкой Виталик.

      – Купил у сторожа за бутылку водки в местном краеведческом музее. Кстати, сторож этот, говорят, шаман. Лечит алкоголизм, сглаз и порчу. Так я и не понял, что он говорил – то ли святые, то ли гиблые эти места.

      – Господа, разрешите, я произнесу тост?

      – Валяй! – хором закричали господа, а громче всех дамы, и Андраш продекламировал:

      Аккордным эхом мы вернемся с гор

      И, зазвенев, откликнутся стаканы.

      Заглянет солнце между штор,

      А ты, мой друг, увидишь каны.⁶

      Поднялся шум, гам, все повскакали с мест и принялись чокаться железными кружками и пить.

      – Ты с шаманом говорил? – тихо спросил мальчик.

      – Выходит, с шаманом, – ответил Граф.

      – Он, наверное, мой родственник.

      – Придешь в деревню – поймешь, кто тебе родственник, – усмехнулся Граф.

      – Местные шаманы поклоняются тигру.

      – Дикие люди, –