– Это мы, – тихо ответила Роберта и отвернулась.
Когда она снова повернулась ко мне, в ее глазах стояли слезы.
– Это мы, – продолжила Роберта, – мы, жители Порчеллино, только много лет назад. Вон, посмотри.
Она объясняла, указывая мне на отдельные фрагменты композиции:
– Вот эта фигурка, видишь? Футболист в форме «Фиорентины». Это наш мэр Порчеллино в молодости. А ты не знал? Да, он тогда играл за «Фиорентину». Когда он стал мэром, то первым делом построил у нас небольшой стадион. Ну, тот, на котором сейчас пустырь и где наши тетушки сушат на покосившихся воротах белье. Ему, красавчику, так шла фиалковая форма…
А вон, взгляни, та статная дама в шляпе с собачкой, не узнаешь? Как же, как же, это же старушка Инганнаморте! Она была главной модницей Порчеллино и сама прекрасно шила, держала ателье. Старожилы помнят, как она дефилировала по центральной улице, у мужчин только шеи трещали… Собачка, собачка! Сейчас это у нее уже третья или четвертая собачка по счету, конечно. Но они все равно у нее были одинаковые.
Ой, сеньор Герра! Да вот же, смотри, большой дом и рядом с ним фигурка в белом с крестом на одежде, видишь? Когда-то сеньор Герра сотрудничал с Красным крестом. Он устроил в Порчеллино приют для бездомных, к нему даже из Большого Города несчастные приезжали, он всех принимал. Потом на месте этого приюта синьор Герра и построил свою гостиницу…
А там кто? Ага, это же Феррари! Вон школьный автобус, увидел? Крохотная фигурка за рулем – это и есть Феррари. Он водил школьный автобус, по всей округе колесил, детишек по коммуне собирал. Школа тогда у нас большая была…
А это? Узнал, да, узнал? Молодец, все верно, это Месье Мишлен. Звезда на вывеске? Нет, никакие не шутки. У него был свой ресторан в Риме, с мишленовской звездой. Его в Париж приглашали и в Лондон, а он вернулся к нам. «Нажрался», – сказал он тогда. А чего нажрался, непонятно. Явно не пиццы.
Ох, ох, сколько тут всего… Ничего себе, ну Баббо Натале дает, во дает. Обрати внимание: звезда не горит. Да не мишленовская, все у вас, у молодежи, одни мишленовские звезды на уме – Вифлеемская, путеводная. У Баббо Натале она всегда горела, а в этом году не горит. Светодиоды у него кончились, что ли… Ой-ой-ой, ангел плачет. Ты только посмотри, ангел плачет! Прямо настоящие слезы текут!
А это что такое? Что это?
Роберта вдруг запнулась, ахнула и прикрыла рот рукой. А потом заплакала, открыто, безвозвратно, не таясь.
Дальше мне предстояло двигаться по вертепу в одиночку.
Я быстро отыскал тот фрагмент, на котором остановилась Роберта. Это было единственное место в композиции, которое она еще не прокомментировала.
Там, обнявшись, стояли двое: женщина в белом платье и мужчина в белом костюме. Их тел было не различить – они сливались в одно белое светлое пятно.
– Вот, значит, как ты с нами, Баббо Натале, – громко шептала Роберта, глотая слезы, – вот, значит, как. Настоящий Баббо Натале…
Я