Не желая тратить оставшееся время впустую, Надежда начала наводить порядок в доме и во дворе – перебрала шкафы, расчистила дорожки и палисадники. Она с энтузиазмом хваталась за все, к чему можно было приложить руки. Будущее представлялось ей свершившимся, ничто больше не удерживало ее в опостылевшем городке. Но ей хотелось напоследок отдать дань уважения дому своего детства, попрощаться с ним всей душой и поблагодарить родителей. Она делала это страстно, уверенная, что расстается со всем, что так дорого, навсегда.
Как-то раз, когда Надежда возвращалась из магазина, у ворот ее подстерегла тетя Люба. Девушка уже почти вошла во двор, но соседка успела придержать ее пухлой рукой за локоть, остановив у открытой калитки.
– Говорят, ты в институт поступила?
– Да, тетя Люба, – Надя опустила глаза, чтобы та не заметила их восторженный блеск.
Но тетю Любу обмануть было трудно.
Она сложила под грудью толстые руки с перетяжками, как у младенца, и раздраженно накинулась на Надю, будто та приходилась ей дочерью:
– Ну, что тебе неймется, чего не хватает? Работа хорошая была, отец при должности, лицом бог не обидел… Все журавля поймать мечтаешь, а синицу в ладони не видишь. О родителях бы подумала!
Девушка, вскинув голову, спросила резко, с вызовом.
– А что не так с родителями?
Соседка сделала шаг назад, смутилась, глазки ее забегали.
– Да ничего, деточка, ничего. Ты учись. Вернешься, большим начальником станешь, нас всех учить будешь…, – она ей слегка поклонилась.
Надежда, взведенная разговором, хотела ей запальчиво возразить, что и без нее начальников в городке хватает, но тетя Люба, опередив ее, насмешливо кивнула и убралась за свою калитку. От этого разговора остался гадкий осадок, будто Надю уличили в непомерной гордыне или еще бог знает в чем, известном только проницательной тете Любе.
В конце августа, туго набив две сумки самыми необходимыми вещами, Надежда собралась на установочную сессию с твердым намерением не приезжать домой до Нового Года. Стоя возле автобуса, мама плакала навзрыд. Отец вяло успокаивал жену и, глядя куда-то в сторону, грубовато пенял:
– Муся, прекрати немедленно распускать сопли. Нехорошо, люди смотрят.
– Но как же, Вася, она такая беззащитная, пропадет ведь!
– Не пропадет, ты плохо ее знаешь, не суди по себе. Надюха у нас другая, ей нужно все попробовать самой. Надоест, обратно приедет. Дай ей