Более того, участь раненых и обессилевших от потери крови бойцов и командиров (которых могли сутками гнать под конвоем к ближайшему сборно-пересыльному пункту или транзитному лагерю), была в основном трагичной[239]. Политика вермахта в отношении советских военнопленных, особенно на первом этапе войны, отнюдь не преследовала цель сохранения жизней советских военнослужащих. К этому стоит добавить безразличное отношение со стороны немецких тыловых органов к факторам, влиявшим на увеличение смертности среди красноармейцев (голод, холод, эпидемии, условия транспортировки и т.д.). Таким образом, у нас нет серьезных оснований считать, что подполковник Гиль попал в плен раненым.
Жизнь советских военнопленных в глазах немецких солдат и офицеров фактически ничего не стоила. Правда, были исключения. В основном они касались старшего командного состава Красной армии. Эти лица представляли интерес для вермахта, в особенности для отдела «Иностранные армии – Восток» ОКХ. В рамках этого органа работала целая группа, в чью задачу входили анализ и обобщение трофейных материалов, допросы важных военнопленных[240]. Советских командиров частей, соединений и объединений, начальников штабов разного уровня старались передавать сотрудникам отделов 1с или абвера. Именно так и поступили с Гилем.
Историк А. Даллин в 1951 г. имел возможность встретиться с одним из бывших офицеров немецкой разведки. Последний перед войной против СССР был прикреплен к 3-й танковой группе. В середине июля 1941 г. он допрашивал начальника штаба 229-й стрелковой дивизии Владимира Владимировича Гиля. Как отмечает Даллин, его собеседник описал пленного подполковника как «человека лет тридцати пяти», «представителя типичного советского мировоззрения»[241].
Подробности этого допроса нам неизвестны. По всей видимости, Гиль изначально не пошел на сотрудничество, иначе бы его отделили от общей массы военнопленных, как человека, представлявшего интерес для военной разведки. Гиль вновь оказался среди пленных.
25 июля 1941 г. генерал-квартирмейстер вермахта Эдуард Вагнер подписал приказ № 11/4590 об освобождении из плена представителей «дружественных» национальностей: немцев Поволжья, прибалтийцев и украинцев[242]. Приказ предписывал отделять пленных по национальному и этническому признакам. Эти указания достигли групп армий в августе 1941 г. Больше всего от них выиграли красноармейцы-украинцы, большинство из которых приходилось на область группы армий «Юг». Только до конца 1941 г. немецкие органы по делам военнопленных выпустили 260 тыс. человек. В районе группы армий «Центр» наблюдалась иная картина. До конца 1941 г. здесь освободили 30 тыс. красноармейцев, то есть возможности ускользнуть от ужасной судьбы плена оставались