Генуэзец. Я плохо умею вести диспуты, но могу заявить, что любовь их к отечеству столь горяча и пламенна, что вряд ли даже ты сумеешь составить себе о ней представление. Разве мы не знаем из истории, что чем более римляне целиком посвящали себя общественным делам, тем более они отрешались от своей личной собственности? И я думаю даже, что если бы наши братья, монахи и духовные, отличались меньшею привязанностью к своим родным и друзьям, чем теперь, и не были бы заражены таким честолюбием в стремлении достичь все более и более высоких должностей, то мысли их были бы направлены более благочестиво, они менее были бы привязаны к собственности и отличались бы большею любовью к обществу.
Гроссмейстер. Об этом, кажется, уже говорил блаженный Августин. Итак, дружбы у них не существует, так как у них нет средств оказывать друг другу взаимные дружеские услуги.
Генуэзец. О, как раз напротив! И стоит посмотреть, как это у них делается, несмотря на то что никому не приходится принимать подарков, так как они получают от общества все, что им требуется, и правительство следит за тем, чтобы никто не получал более того, что ему нужно, и, с другой стороны, никому не отказывают в чем-нибудь нужном. Однако дружба проявляется у них на вой не, в болезни или в помощи, при занятиях наукою, иногда также в похвалах, услугах или в том, что один дает другому что-нибудь такое, что ему самому нужно.
Люди одного возраста все называют друг друга братьями; те, кому более двадцати двух лет, называются более молодыми людьми отцами, а первые именуются сыновьями, и правительство следит за тем, чтобы никто не обидел брата-товарища.
Гроссмейстер. А каким образом это делается?
Генуэзец. У них существует столько должностных лиц, сколько у нас названий для добродетелей: великодушие, храбрость, целомудрие и щедрость, справедливость гражданская и уголовная, добросовестность, правдивость, благотворительность, благодарность, веселость и деятельность нрава, трезвость и т. д. И на эти должности их избирают сообразно тому, насколько они еще в детстве, в школе, проявляли большую склонность к той или иной добродетели.
А так как у них не может быть ни воровства, ни убийства с целью грабежа, ни изнасилования или прелюбодеяния или других каких-либо подобных пороков, с которыми постоянно приходится встречаться у нас, то среди них могут возникнуть лишь обвинения в неблагодарности, злобе (если один откажет другому в должном уважении), лени, меланхолии, вспыльчивости, балагурстве (scurillitas), клевете или лжи, которую они ненавидят хуже чумы.
В наказание виновные удаляются от общественного стола или от общения с женщинами или от других почестей на такой срок, который судьи признают соответствующим степени проступка.
Гроссмейстер. Поведай