– Я к вам по делу, – начал было вошедший господин.
– Понимаю, что десять верст не ради обеда ехал. А все же прошу не отказываться. Знакомься, кстати, это земский агроном Георгий Павлович Малявин – первый жених нашего уезда. А это князь Кугушев Вячеслав Дмитриевич – наша местная знаменитость, – добавил Россинский с хитроватой усмешкой.
Малявин читал в «Губернских ведомостях» о судебном процессе над князем за связь с социал-демократами. Знал, что он чуть было не лишился богатого наследства, от него отвернулись все родственники… Но почему-то представлял его иначе. Хуже.
Кугушев протянул руку, знакомясь, и глянул открыто, приветливо, с мягкой улыбкой, чуть разве что ироничной: да, мол, я знаю, что они злословят надо мной. Татарская кровь проглядывала в нем едва заметно, он не был черняв, а лишь слегка смугловат, глаза без раскосоcти, аккуратная волнистая бородка.
– Вы, видно, человек приезжий? – спросил Кугушев.
Голос его, колокольчатый, мальчишеский, не вязался с внешностью и тем образом, который Малявин стал тут же додумывать.
– Родом я из Черниговской губернии. Петровская сельскохозяйственная академия в Москве, адъюнктура… Но в 1899 году за участие в студенческих беспорядках выслан сюда вот.
– А я и не знал, – притворно удивился Россинский, – этак и мне придется к партии прибиваться. В эти, как их там… социал-демократы? – Он расхохотался громким, тем своим необидным смехом, который жил в нем постоянно и при малейшем поводе выплескивался наружу. И дочери у него бойкие, смешливые.
– Мне кто-то о вас говорил… Кажется, председатель управы Бирюков… Правильно, Василий Никодимович лестно о вас отзывался. И мой управляющий – Цурюпа.
– Да, он же совсем недавно работал в земстве…
Малявин хотел пояснить, что с Цурюпой спорил не раз и бивал его в полемическом задоре крепко, за что он, возможно, обижается… Но Петр Петрович стал усаживать за стол, приговаривая:
– Прошу. Прошу не чиниться, я тут холостякую. Может быть недосмотр. Рекомендую, настойка ореховая – такой вы нигде не отведаете. Или вам чистой? Хренку, пожалуйста, под ветчину, очень рекомендую при такой промозглой погоде.
Заглянула кухарка, спросила, можно ли подавать зайчатину, и Россинский скомандовал: «Неси, дура».
– Почему «дура»?
– Да не умеет зайчатину приготовить, уж наставлял, наставлял. Я этих русачков подстрелил прямо за огородами в балочке. Как говорится, кто рано встает, тому Бог подает. Даже не ожидал. Стою, рассветом любуюсь, вдруг хруст. Благо, ружье было заряжено. Я одного срезал прямо с капустным листом, а второго вдогон только ранил, тут уж собачка мне услужила.
При этом он успевал наливать в рюмки, подавать соус, резать мясо и себя похваливать:
– Я ведь все сам: и подстрелил, и освежевал. И в поместье обхожусь, слава богу, без управляющих. От них один разор. Вроде твоего, Вячеслав Дмитриевич,