Я следовал за ней. Коробочку свою не забыл, хранил ее бережно, как зеницу ока. Мы зашли в подъезд. Света не было, только сквозь окна лестничного проема пробивались слабые солнечные лучи, еле выглядывающие из-за плотных декабрьских облаков. Запах стоял тяжкий и фундаментальный. Он говорил о том, что в подъезде живут чистоплотные люди старой закалки, моют лестницу, стены, следят за порядком, но они стары, как и каждый кирпичик, каждая капля краски на стенах этого здания. Да, пахло устоявшейся старостью.
–Не упади, – предупредила спутница, поднимаясь вверх по ступеням, которые сама знала наизусть.
Я старался следовать ее совету, борясь с покатостью лестницы и отсутствием освещения. У меня получилось. Не ударил в грязь лицом.
На втором этаже мы встали перед очередной деревянной дверью. Спутница загремела связкой ключей. Несколько секунд, замок уступил, дверь отворилась.
–Проходи.
Рыжие полы общего коридора заскрипели под нашими ногами. Особенно громко (громче, чем мои) застучали ботинки Мерлины по этому многолетнему дереву, тух-тух-тух… Девушка зашагала к очередной двери, ее спутник следовал хвостом. Запах общего коридора, устаивавшийся тут много лет, спирал нос. Очередной замок отворился, пропуская хозяйку квартиры внутрь, я следовал за ней. Темный коридорчик: длинная вешалка для верхней одежды вдоль стены, низкая тумбочка для обуви, к слову, забитая этой самой обувью до предела, грязный полосатый коврик на входе, высокие стены, в потолке обнаженная одинокая лампа без люстры.
Мерлина скинула с себя куртку, повесила на ту самую вешалку. Ботинки кинула в угол и направилась к проходу, видимо, на кухню, сказав:
–Следуй моему примеру.
Я так и сделал, только ботинки свои не раскидал, а аккуратно поставил возле тумбочки, думая, что девушка, пленившая мое сердце, оказалась, на удивление, неряшливой. Об этом говорило не только то, как она раскидала ботинки, но и состояние ее квартиры. Начиная с коридора, который не пылесосили, ну, по крайней мере, не меньше месяца. Проследовав за хозяйкой, я оказался на кухне. Картина перед моими глазами была не самой ясной и чистой: пожелтевшие кружевные занавески, несколько лет назад бывшие белыми, прикрывали деревянное окно, с которого так и норовила сбежать давно полопавшаяся краска; возле настенных часов красовался жирный рыжий таракан, явно чувствовавший себя хозяином помещения; в раковине посуды было немного, две тарелки, два стакана, но мытья они пока не дождались.
Я привык к порядку. Мужчина, чья бывшая жена терпеть не могла наблюдать соринка на коврах в своем доме, просто обязан был приучиться к порядку. И порядок мне нравился, поэтому после развода я нанял уборщицу, пожилую добродушную женщину, которая приходила в заданное ей время и держала мою квартиру в чистоте и порядке, создавая там желанный уют.
Мое первое впечатление от места, в которое привела меня эта юная особа, было просто выгравировано на гладковыбритом лице. Мерлина все заметила.
–Оправдаюсь