Репрезентация относится к сфере политического и потому в своей сущности является чем-то экзистенциальным. Ее не схватить посредством подведения под общие нормы. Монархия XIX века пыталась теоретически и на уровне идей придерживаться принципа легитимности, то есть нормативного основания. Тем самым она утратила свой репрезентативный характер. Легитимность и репрезентация суть два полностью различных понятия. Легитимность сама для себя (für sich) не обосновывает ни авторитет, ни потестас, ни репрезентацию. Во времена своего интенсивнейшего политического существования монархия называла себя абсолютной; это означало legibus solutus, то есть именно отказ от легитимности. Попытка XIX века реставрировать монархию на основе легитимности была лишь попыткой юридически стабилизировать status quo. Поскольку для живых форм репрезентации отсутствовала политическая сила, то пытались обезопасить себя нормативным образом, перенося в политическую жизнь, в сущности, частноправовые понятия (владение, собственность, семья, право наследования). То, что еще оставалось живым от принципа монархической формы, лежало не в легитимности. Пример политически сильнейшей монархии, Прусского королевства, здесь является достаточно ясным. Уже поэтому монархия, которая не является ничем, кроме как легитимной монархией, политически и исторически мертва.
3. Репрезентируется политическое единство как целое. В этой репрезентации заложено нечто, что выходит за рамки любого поручения и любой функции. Поэтому не любой произвольный орган является репрезентантом. Лишь тот, кто правит, участвует в репрезентации. Правительство отличается от управления или ведения дел тем, что отображает и конкретизирует духовный принцип политического единства. Согласно Лоренцу фон Штейну (Verwaltungslehre, S.92), правительство выдвигает принципы; оно действует «от имени идей государства». Посредством этого вида духовного существования оно отличается как от назначенного уполномоченного, так и, с другой стороны, от использующего насилие угнетателя. То, что правительство упорядоченного сообщества есть нечто иное, нежели власть пирата, невозможно понять посредством представлений о справедливости, социальной полезности и других нормативностей, поскольку и разбойник может соответствовать всем этим нормативностям. Различность заключается в том, что любое подлинное правительство репрезентирует политическое единство народа, а не народ в его естественном наличии.
Борьба за репрезентацию всегда есть борьба за политическую власть. Поэтому в конституционной монархии Германии парламент был народным представительством, но не репрезентантом политического единства народа. У К. Рикера (Die rechtliche Natur der modernen Volksvertretung, Leipzig 1893, S. 53) имеется следующая дефиниция народного представительства в монархических государствах Германии: «Оно есть образованный особым образом коллегиум из подданных, который в силу законодательной фикции есть весь народ, вся совокупность подданных». Здесь не осознается