«Отродьями гомазов. Они заставляют детенышей трудиться, чтобы те не убивали друг друга, ежедневно устраивая потешные войны. Но чтобы матерый воин-гомаз работал? Никогда!»
«Любопытно! – заметил Хетцель. – Так вы считаете, что мне придется ждать пять дней, чтобы увидеть сэра Эстевана?»
«Не могу представить себе никакой другой возможности».
«Еще один вопрос. Я договорился встретиться здесь, на Мазе, с неким Казимиром Вульдфашем. Вы не подскажете – он уже прибыл?»
«Я не слежу за всеми приезжими. Можете спросить у капитана Боу – он у нас комендант». Начальница бюро показала пальцем на сурового офицера в голубой форме с зелеными нашивками.
«Большое спасибо». Хетцель подошел к капитану Боу и снова задал свой вопрос. Сперва комендант безразлично хмыкнул, но затем соблаговолил произнести несколько слов: «Никогда не слышал о таком. Одни приезжают, другие уезжают. На Окраине Собачьей слободы прячется добрая сотня всяких мерзавцев. Если бы они только попались мне в руки! Им не поздоровилось бы, это уж точно».
Хетцель поблагодарил капитана и удалился.
К северу от Прозрачной тюрьмы широкая дорога с плотным покрытием из материала, показавшегося Хетцелю утрамбованным гравием с примесью измельченных раковин, спускалась от Пограничной площади к Собачьей слободе – так называемый проспект Потерянных Душ. Ветер с холмов дул Хетцелю в лицо: пахло дымом, торфом и другими, не столь знакомыми испарениями. Кроме Хетцеля, по дороге никто не шел, и снова ему показалось, что он шагает во сне… Хетцель вдруг остановился и нагнулся, чтобы рассмотреть дорожное покрытие. Вопреки его первоначальному предположению, кусочки раковин и гравия на поверхности не были утрамбованы или спрессованы катком – кто-то очевидно вставлял их, один за другим, в еще не застывший бетон, выкладывая таким образом мозаику. Хетцель обернулся туда, откуда пришел, после чего снова взглянул вниз, на Собачью слободу. На сооружение мостовой было затрачено невероятное количество труда!
Над дорогой протянули ветви два высоких тонкоствольных дерева; пройдя под ними, Хетцель углубился в Собачью слободу. Проспект Потерянных Душ расширялся и превратился в сквер; в центре сквера росли кипрские ладанные сосны и цветущие желтые акации, окруженные живыми изгородями пунцового кустарника. Алые, лимонные и золотистые тона выглядели особенно приятно благодаря контрасту с небом, зеленым, как морская волна, и мрачновато-глухим фоном северных холмов. Ближайшие сооружения не отличались единообразием – их объединяла лишь общая атмосфера небрежной захудалости. При возведении этих зданий применялись бревна, глинистый известняк, штукатурный гипс, глазурованная керамика, шлаковый кирпич и прочие материалы, разнообразием не уступавшие причудливым характерам людей, задумавших что-то строить здесь, на самом краю Ойкумены. В лавках торговали импортированными пищевыми продуктами, инструментом, хозяйственной утварью