красивые, крупные. Сейчас она была очень серьезна, проверяя поклажу, а Лия настороженно смотрела на хозяйку, и облегченно выдохнула, когда ведунья вытащила край грубой рубашки и удовлетворенно кивнула головой, и улыбнулась. Улыбка необыкнвенно красила ее, хоть рот был крупноват. Затем они опять перевязали короб, положив его на место, и вдруг Элла повернулась к Гуну.

      – Надеюсь, понравилась, – ехидно улыбнулась Элисия, а старшина вздрогнул.

      – Конечно, очень красивая девушка, ты свет Элисия, – выразился возможно витиевато Гун, и как можно изящнее, как ему тогда показалось, и кивнул головой.

      Элла кивнула в свою очередь и глаза ее смеялись, но она сдержала свои дрогнувшие губы, и спросила:

      – Что с братом произошло? – спросила она уже глухим голосом.

      Это произошло после испытанием Лабиринтом, никто его не прошел кроме него, он пошел последний, глаза его были завязаны…

      * * *

      Улль смотрел на хитрые загородки выше роста человека, что бы испытуемые не могли видеть путь в Лабиринте. Он посмотрел на уставших товарищей, никто из них пройти не смог, и их вытаскивали из Священных путей при помощи лестниц.

      – Ну давайте пойду я, буду за вас стараться, – и засмеялся, что бы поддержать друзей, сидевших с хмурыми лицами. Он пошел мягкими шагами по каменистой почве острова, медленно перемещаясь к манящей и пугающей головоломке. Вот отделяет его пять шагов, четыре, три, два и – он очутился внутри загородок, с закругленными стенами выше его роста, и серое небо Буян – Острова было видно, и это с одной стороны его успокаивало, с другой – ему было трудно сосредоточится, освободится от малого, и понять главное, он старался войти в особое состояние, и погрузится в мир чувств из чувства мыслей, и понемногу он смог сделать это, оторвался от давления своего ума, и доверился внутренним ощущениям. сделал шажок влево, закрыв глаза, сделал два шага вправо, то, что нашептывали ему Голоса, и так и двигался, практически в тане, доверившись внутренней музыке, которая звучала в его теле, продвигая его вперед и вперед, Улль шел и шел, будто продвигаясь в масле, в чем- то тягучем и вязком, не торопясь и не медля. Он как будто воспарил к небу, но он не видел узор Лабиринта в явном виде. Его чувства приобрели невиданную легкость, он не чувствовал тяжести своего тела, а уподобился бабочке, или листу дерева, ведомому лишь ветром, и он, влекомый этим ветром, продвигался к выходу, столь желанному многими, и ставшего недосягаемым для всех остальных, кроме него, Улля, одержимого, он шел и шел, и вышел из Лабиринта. Его друзья видели, как он выходит спустя пару часов, идя странной, будто парящей походкой, шаги его стелились по земле, а сам был подобен не человеку, а скорее мотыльку, летящему на огонь.

      Друзья бросились к своему высокорослому другу, Улль был выше всех на полголовы, кудри его развивались ветром, сам он никого и ничего вокруг не замечал, обернулся к друзьям, подбежавшим к нему, не узнавая никого больше. Гун попытался хлопнуть его